Сломанный мир (СИ)

— Нет. Я не… — Гэрэл запнулся и отвел взгляд. Мимоходом отметил, что камера совсем маленькая — три на три шага, не больше; из-за темноты она казалась еще теснее. Как тут Юкинари все время один в темноте? Так ведь и с ума сойти недолго… Как же тяжело найти правильные слова. Вообще хоть какие-то слова. — В этот раз переговоров не будет, — наконец вымучил он из себя.

Юкинари, кажется, сразу всё понял; он никак не выказал страха, только глаза удивленно расширились.

«Как хорошо он владеет собой. Может быть, я пришел, чтобы пытать его. Впрочем, нет — он достаточно хорошо видит людей, чтобы знать, что это не так…».

— Не понимаю. Это нелогично. Живым я вам полезнее, чем мертвым. — И Юкинари практически слово в слово повторил то, что говорил сам Гэрэл императору Токхыну: — Вы бы могли закончить войну в одночасье, продиктовав моей стране любые, какие захотите, условия — вы же это понимаете? Убивать меня глупо.

— Я знаю. Вряд ли вы мне поверите, но не я это придумал.

— Я верю, — неожиданно сказал Юкинари. — Я ведь успел вас узнать, и к тому же — я следил за вами с самого начала, читал все отчеты о выигранных вами битвах. Я восхищался вами, потому что вы никогда не были по-настоящему жестоки — не более, чем требовала необходимость…

Ну вот, опять этот спокойный и будто бы знающий о тебе всё взгляд. «Ну с чего ты возомнил, будто знаешь меня лучше, чем я сам? Мы пару раз сыграли в «Туман и облака», да и только», — с досадой подумал Гэрэл.

— Должно быть, моей смерти хочет ваш император — но зачем это ему? — продолжал Юкинари думать вслух.

Что ответить? В армии Гэрэл всякого навидался, но он действительно обычно старался не допустить чрезмерной жестокости: любые мерзости, считал он, можно оправдать, если есть ответ на вопрос «Зачем?», но тупую звериную ненависть ради ненависти он не мог понять. До недавних пор он наивно верил, что у Токхына есть голова на плечах и он не даст этой ненависти себя ослепить.

Нелеегко объяснить человеку, который, похоже, вовсе не умеет ненавидеть, что можно желать смерти кому-то просто потому, что он непохож на тебя. Желать смерти за то, что этот кто-то благороднее, храбрее, умнее, моложе и красивее, словом — во всем достойнее. За то, что даже его собственные подданные восхищаются им, а Токхына лишь боятся и терпят. За то, что в нем есть подлинное величие Сына Неба, а Токхын — воплощенная насмешка над этим титулом.

— Думаю, он ненавидит вас просто за то, что вы слишком идеальны, и за то, что он — не вы.

Губы Юкинари дрогнули в слабом подобии улыбки.

— Надо же. Я так старался научиться всем нравиться — но, оказывается, это не всегда полезно…

— Вы еще и шутите? — вспылил Гэрэл. — Вы что, не понимаете? Он будет делать с вами ужасные вещи. Вы когда-нибудь видели казнь «тысячи надрезов»?

Казнь «тысячи надрезов» состояла в поочередном отрезании или отрубании различных частей тела казнимого. Продолжительность казни зависела от тяжести преступления, и обычным преступникам милосердно позволяли умереть уже после восьми-десяти надрезов — чаще всего смерть наступала от кровопотери после того, как жертве отпиливали руки по локоть. Однажды ему пришлось провести полный вариант «тысячи надрезов» — когда нужно было казнить одного из ханов южных племен с особой торжественностью; тот умирал очень, очень долго, и то, что осталось под конец, было мало похоже на человека.

Не то чтобы он об этом сожалел: раз уж прозвали Гэрэлом Жестоким — надо соответствовать. Все, кто видел эту казнь, запомнили ее надолго, и несколько месяцев после казни были очень спокойными и мирными…

Юкинари прикрыл лицо ладонью — неожиданно усталый жест по контрасту с прежними его попытками бодриться.

— У меня хорошее воображение. В моей стране тоже есть довольно изощренные казни. Но вы ведь не злорадствовать пришли? Зачем тогда?

И правда, зачем он пришел?

Ему хотелось в последний раз увидеть Юкинари и сказать ему…

Сказать — что? «Прости»?

Прости, что оказался трусом, прости, что слишком стыжусь своего прошлого, своего происхождения, себя самого, чтобы разделить с тобой твою мечту. Если бы я не был таким, я служил бы тебе, не мечтая ни о чём большем. Я не могу заставить себя поверить в чудеса и драконов — ну и черт с ними. Я умер бы за тебя, потому что это была бы правильная смерть. А вместо этого я предал тебя.

Я не должен был отступать от тебя ни на шаг, а вместо этого убиваю тебя собственными руками…

И Гэрэл вспомнил, зачем он пришел.

— Вы не должны дожить до завтрашнего утра, — сказал он очень тихо. — Если хотите избежать мучений и позора, вам лучше умереть. Император ненавидит вас, и то, что он будет делать с вами, окажется хуже смерти.

Юкинари кивнул. Затем он, должно быть, подумал, что в темноте его кивок плохо виден, и сказал:

— Да. Лучше уж смерть.