Всю дорогу домой я провела в тишине. Бриггс никогда не любил трепаться. Особенно когда его клиентами были проститутки, которые без устали напоминали ему, что время ‒ деньги. Кроме того, я была вымотана, и мне вовсе не хотелось говорить. Шум улиц доносился до нас, напоминая, что там, в городе, жизнь продолжалась. Гул двигателей и шум машин, пытающихся проскочить на свободное место на дороге, а так же сигналящие водители, которым не терпелось быстрее проскользнуть, ‒ были единственными звуками, которые заполняли пространство между нами. Я знала, что Бриггсу было любопытно узнать о Шейне, как и том, как самочувствие у Сибил, но он так же знал, что сейчас было не лучшее время, чтобы обсуждать это со мной. Дай мне добраться домой, а там будет видно.
Бриггс подъехал к моему дому. Темные грязные следы вели к потрескавшейся черной двери, на которой были прибиты номера квартир. Да уж, не из тех местечек, где вам открывают дверь швейцары, чтобы вы могли войти, и я все еще ждала момента, что он спросит меня, не хотела ли я несколько дней пожить у него, пока не приду в себя. Я понятия не имела, где он жил. Была ли у него квартира, или дом, или может студия, и вообще, было ли там достаточно места для меня, но определенно знала, что не хочу оставаться там, где кровь Дэкса пропитала паркетные полы. Я не была готова увидеть сломанный стол, который, скорее всего, так и остался валяться на том же месте, прежде чем мы убрались остуда прочь. И, черт, я совсем не хотела смотреть в глаза любознательному менеджеру, который считает своим делом знать каждую мелочь, что происходила за нашими закрытыми дверями.
‒ Ты в порядке, детка Роузи? ‒ спросил Бриггс, заглушив двигатель.
‒ Да, конечно.
Что, черт побери, я должна была ответить, «нет»?
‒ Звучит не очень-то убедительно. Не хочешь поговорить об этом?
‒ Не очень горю желанием. Я слишком устала. Просто хочу отоспаться за эти три дня. Но не могу. Мне нужно идти работать. Аренда сама себя не оплатит и я должна тебе… за то, что ты помог Сибил.
‒ Что? Не смей проявлять такое неуважение ко мне. Я не возьму у тебя денег. Иди домой и отдохни. У тебя все будет хорошо.
Слезы навернулись на глаза и ручьем побежали по щекам.
‒ Ох, ладно тебе, детка Роузи. Сейчас нет необходимости плакать. ‒ Он погладил меня по голове, и его рука прошлась по затылку. То, как он разминал мои плечи подушечками пальцев, было довольно приятно. Я почувствовала, как мышцы шеи расслабляются, стресс исчезал.
‒ Я просто устала. Вот и все.
‒ Ты должна сейчас позаботиться о себе, детка Роузи. Слышишь меня?
Я кивнула.
‒ Давай я тебя провожу. Идем, ‒ сказал Бриггс, убирая руку с моей шеи и открывая водительскую дверь внедорожника.
‒ Ты не обязан, Ки. Со мной все будет в порядке.
Я отстегнула ремень безопасности.
‒ Кроме того, машину сразу заберут на штраф-площадку, если ты оставишь ее здесь без присмотра. Я напишу тебе, как только буду в квартире.
‒ Я, вообще-то, против. Ладно, ты обещаешь? ‒ спросил он, взяв рукой меня за подбородок и приподняв, заставив тем самым взглянуть на него.
‒ «Клянусь по мизинчику», ‒ ответила я, оттопырив мизинец.
Бриггс смущенно взглянул на меня, пока я не схватила его руку и не переплела наши мизинцы.
‒ Это клятва на мизинцах.
‒ Лады, ‒ вздохнул он, после чего наклонился и поцеловал меня в лоб. ‒ Береги себя, детка Роузи. Если тебе что-нибудь понадобится, позвони мне. О, и еще это. Возьми.
Он протянул мне пачку банкнот.
‒ А это еще за что?
‒ Мой залог. И не смей мне отказывать.
‒ Бриггс!
‒ И не возражай, Роузи. Я этого не потерплю.
‒ Ладно, ‒ ответила я.
Спорить было бесполезно, он был таким же упрямцем, как и я. Я улыбнулась ему, насколько это было возможно в данной ситуации, чтобы он знал, насколько я ценю то, что он делал, и, толкнув дверь машины, выскользнула наружу.
Он наблюдал, как я открываю дверь, и мне было видно, что машина все еще находилась на месте, когда оглянулась перед тем, как захлопнулась дверь позади. Я знала, что он будет сидеть здесь, пока не напишу ему. В этом был весь Бриггс. Взгляд, который охранял меня; Кин Бриггс, казалось, прикрывал мой тыл, даже когда я не знала об этом. Сломленный своим прошлым, как и я, он сроднился со мной в ту же минуту, когда мы впервые встретились. Не имело значения, кем мы были, каждый человек в определенный момент может быть разбит, и можно либо подмести кусочки и выбросить их, либо найти какой-то супер-клей. Но сквозь наши недосказанности: его ‒ о несправедливости войны, и мои ‒ о скрытых шрамах от жестоких родителей, мы нашли безопасное место в компании друг друга. Бриггс никогда не вдавался в подробности о войне или ужасных вещах, которые видел; возможно, потому что так он хотел защитить меня. Может быть, однажды он откроется. Все, что я знала в данный момент, ‒ что не могла быть счастливее, чем рядом с ним.