— Мне его недостаёт, — мой ответ прост и куда более красноречив, чем было рассчитано.
Часть меня ожидает, что она будет издеваться надо мной. Проинформирует меня, что в жизни есть более важные вещи, чем способность бегать, или же утешит меня, сказав, что есть много
Вместо этого она кивает, но не в сочувствии, а в быстром подтверждении моего заявления.
— Я начала бегать, чтобы спастись, — говорит она спустя несколько секунд тишины.
Я опускаю взгляд на её профиль, замечая, что у неё чуть вздёрнутый и милый носик.
— Спастись от чего?
Она оглядывается на меня, и на один заряжённый миг наши взгляды сталкиваются. Послание недвусмысленно: она расскажет мне свои секреты только тогда, когда я расскажу ей свои.
Чего никогда не произойдёт.
— Ты дышишь неправильно, — говорю я, отрывая взгляд от её глаз.
— С моим дыханием всё отлично.
— Нет, если ты хочешь бегать больше, чем три мили. Твоё дыхание слишком поверхностно. Тебе нужно вдыхать глубже. Задействуй диафрагму. И тебе нужно сделать так, чтобы вдохи совпадали с шагами. С твоим медленным темпом можно вдыхать на третьем или четвёртом шаге, а потом через столько же выдыхать.
— Слишком много алгоритмов для чего-то инстинктивного.
— Ты привыкнешь.
— Ладно, что ещё? — произносит она, раскинув руки. — Я кривоногая? У меня недостаточно высокий хвост?
— Просто начни с дыхания на первых парáх, — говорю я, начиная раздражаться, когда понимаю, как сильно хочу быть самим бегуном, а не тем, кто рассказывает кому-то ещё, как нужно правильно бежать.
— Конечно, тренер, — ворчит она.
— Итак, твоё внезапное родство с пробежками случайно не означает, что ты хочешь побыть в одиночестве?
Она хмурится.
— Не сказала бы. Зачем?
— Господи, воспользуйся подсказкой.
—
— В точку.
Она тут же останавливается и поворачивается так, что оказывается спиной прямо к дому.
— Прекрасно. Попытаюсь освоить твой приём с дыханием на обратном пути. Завтра в то же время?
— Нет. Найди другое время для пробежек.
— Мне платят за то, чтобы я поддерживала твою компанию, ты же знаешь.
— Хорошо, только делай это тихо. И издалека.
Она вздыхает, будто я какой-то капризный ребёнок.
— Так обескураживает, что никто из твоих других компаньонов не продержался дольше двух недель.
— Прощай, Миддлтон, — отзываюсь я, указав тростью на дом.
— Увидимся, Лэнгдон, — говорит она, сдвинувшись с места в обратном направлении, всё так же оставаясь лицом ко мне. — Может, проведём ещё одну небольшую викторинку утром? В обмен на твои непрошеные советы по правильному дыханию?
— Нет, благодарю.
Она игнорирует меня и кивает на трость.
— А это? Только для вида. Ты ни разу за всё это время не воспользовался ею, чтобы поддержать свой вес.
Я открываю рот, чтобы ответить, но вместо этого у меня слегка отвисает челюсть, когда до меня доходит.
Я ни разу даже и не подумал о своей ноге. Или о шрамах.
Она уже трусцой убегает от меня, а всё ещё стою на месте, несколько минут наблюдая за ней, пока она не исчезает за поворотом. А затем продолжаю свою прогулку, убеждая себя, что рад вернуться к своему уединению.
И если и есть где-то слабое затаённое чувство одиночества, то я его не замечаю.
Глава девятая
Оливия
Приняв душ, я отправляюсь на поиски Пола.
Его нет ни в библиотеке, ни на кухне. Преодолев пол лестницы, я слышу тяжёлую, драйвовую музыку, доносящуюся со стороны его спальни. Я не росла с братом (или с сестрой, если уж на то пошло), но знаю наверняка, что все эти пугающие звуки, которые издавала гитара, были зашифрованным предостережением этого пижона: «Держись, чёрт возьми, подальше».
Меня оно устраивает.
Не думаю, что наша встреча может быть ещё более странной после поцелуя в библиотеке прошлым вечером или же нашей неожиданной предрассветной прогулки/пробежки, где мы на какую-то долю секунды практически нашли точки соприкосновения, пока он снова не начал вести себя, как козёл.
Вернувшись в комнату, я проверяю свою почту, игнорируя все сообщения, кроме того, что было прислано от Гарри Лэнгдона. Кликаю по «Ответить» и принимаюсь выдавать бредни о том, что «Мы с Полом отлично поладим!»
Я не могу сказать ему правду о том, что не знаю, как пережить следующие три месяца рядом с его восхитительным измученным сыном.
А потом, не имея
Утром комплекс выглядит таким же огромным и впечатляющим, как и в сумерках, и, хотя всё, вплоть до акустической системы, которую Мик так настоятельно мне продемонстрировал, модернизировано, я всё равно не могу избавиться от ощущения, будто вернулась в эпоху, где нелюдимый Герцог господствует в своём полузаброшенном поместье.