Сломленные ангелы

Цзян начал было подниматься из-за стола, но я жестом пригласил его сесть обратно:

– Да расслабься. Он же сказал, пятнадцать минут.

– Я бы хотел принять душ и переодеться, – слегка церемонно произнес Цзян.

– Я ему скажу, что ты скоро придешь. Доешь завтрак-то, бога ради. Через пару дней ты без тошноты и куска не сможешь проглотить. Наслаждайся вкусом, пока можешь.

Он сел со странным выражением на лице.

– Такеси-сан, можно задать вам вопрос?

– Почему я больше не посланник? – по его глазам я понял, что угадал. – Можешь считать это этическим откровением. Я был на Инненине.

– Я читал о нем.

– Тоже у Хаяси?

Он кивнул.

– Ну что ж, он описывает события довольно близко к истине, но все же его там не было. Вот почему он высказывается по этому поводу так неопределенно. Не чувствует себя вправе судить. А я там был, и судить очень даже вправе. Нас поимели в жопу. Никто не знает наверняка, сознательно или нет, но я заявляю, что это все равно. Мои друзья погибли – погибли по-настоящему – без всякой на то необходимости. Только это и важно.

– Однако же как солдат вы должны…

– Цзян, не хочу тебя расстраивать, но я стараюсь больше не думать о себе как о солдате. Пытаюсь перерасти во что-нибудь иное.

– И кем же вы в таком случае себя считаете? – его тон остался вежливым, но в обращении появилась скованность, и еда в тарелке была позабыта. – Во что вы переросли?

Я пожал плечами:

– Сложно сказать. Во что-то получше, так или иначе. Наемного убийцу, возможно?

Его глаза блеснули. Я вздохнул.

– Цзян, мне очень жаль, если тебя это оскорбляет, но это правда. Тебе, наверное, не хочется ее слышать; мало какому солдату захочется. Когда ты надеваешь на себя эту форму, ты фактически декларируешь, что отказываешься от права принимать независимые решения о Вселенной и своем месте в ней.

– Это куэллизм, – сказал он, чуть не отпрянув от стола.

– Может быть. Но от этого правда не перестает быть правдой.

Я толком не мог понять, с какой стати я взялся что-то объяснять этому человеку. Возможно, дело было в его непробиваемом спокойствии ниндзя, которое так и хотелось пробить. Или, возможно, причиной был этот его безупречно исполненный смертоносный танец, разбудивший меня ни свет ни заря.

– Цзян, ответь себе на такой вопрос: что ты сделаешь, когда вышестоящий офицер прикажет тебе сбросить плазма-бомбу на госпиталь, полный раненых детей?

– Есть определенные действия…

– Нет! – резкость собственного голоса удивила меня. – Солдаты выбирать не вольны. Выгляни в окно, Цзян. В этой черной мути, которую разносит ветер, есть жировые молекулы, которые раньше были людьми. Мужчинами, женщинами, детьми, развеянными в пыль по приказу какого-то вышестоящего офицера. Потому что они были помехой.

– Это сделали кемписты.

– Ой, вот не надо.

– Я бы не стал исполнять…

– Значит, ты больше не солдат, Цзян. Солдаты следуют приказам. Невзирая ни на что. В ту секунду, когда ты отказываешься исполнять приказ, ты перестаешь быть солдатом. Становишься просто наемным убийцей, пытающимся изменить условия своего контракта.

Он встал.

– Пойду переоденусь, – сказал он холодно. – Пожалуйста, передайте мои извинения за задержку капитану Сутьяди.

– Без проблем, – я взял со стола киви и откусил вместе с кожурой. – Встретимся там.

Дождавшись, когда он удалится в противоположный спальный отсек, я поднялся из-за стола и вышел из тента навстречу утреннему солнцу, дожевывая мохнатую горьковатую кожицу, перемешанную с мякотью.

Снаружи медленно просыпался лагерь. На пути к общему тенту я увидел Амели Вонгсават, примостившуюся под одной из опорных стоек «Нагини», и Иветту Крукшенк, которая помогала ей удерживать на весу сегмент гидравлической системы. Вардани ночевала в лаборатории, а трое остальных женщин в итоге разместились в одном тенте, не знаю, случайно или преднамеренно. Никто из мужской части команды не стал претендовать на четвертую койку.

Заметив меня, Крукшенк помахала рукой.

– Хорошо спала? – крикнул я.

Она ухмыльнулась:

– Как, блин, убитая.

Хэнд ждал у входа в общий тент. Гладко выбритый, умытый, в безупречно чистом хамелеохромном комбинезоне. В воздухе витал легкий пряный запах, исходивший, как мне показалось, от его волос. Он был так похож на образ из рекламного ролика программы офицерской подготовки, что мне немедленно захотелось влепить ему пулю в лоб.

– Доброе утро.

– Доброе утро, лейтенант. Как поспали?

– Мало.

Три четверти тента были отведены под место сбора, оставшаяся четверть, отделенная перегородкой, предназначалась для нужд Хэнда. В центре стояла дюжина расставленных кольцом стульев, оборудованных меморибордами. Сутьяди работал с картографической проекцией, крутя туда-сюда крупное, размером со стол, центральное изображение береговой линии и прилегающих территорий, расставляя метки и делая записи в мемориборде своего стула. При моем появлении Сутьяди поднял голову.

– Ковач. Отлично. Если нет возражений, я хотел бы отправить вас с Сунь прокатиться на гравицикле.

Я зевнул:

– Вот повеселимся-то.