Сломленные ангелы

Она атаковала непроницаемую складчатую поверхность портала с сосредоточенностью, которая граничила с яростью. Она часами сидела, набрасывая глифы и пытаясь установить их связи друг с другом. Когда она загружала их для секвенирования в тускло-серые инфочипы быстрого доступа, ее пальцы летали над клавишами, как у пианиста на тетрамете. Скармливая данные батарее синтезаторов, расставленных вокруг ворот, она, крепко обхватив себя руками, наблюдала, как сверкают контрольные панели, заявляя свой голографический протест против инопланетных протоколов, которые она им навязывала. Она изучала символы на сорока семи разных мониторах, пытаясь добиться обратной связи, которая помогла бы составить следующий сегмент. Не получая ее, собирала свои записи и, сцепив зубы, шагала обратно к баббл-тенту, чтобы начать все сначала.

Когда она там сидела, я старался не попадаться ей под ноги. Стоя на своем наблюдательном пункте возле грузового люка «Нагини», сквозь открытую дверь тента я видел ее склонившуюся над столом фигуру. Нейрохимическое зрение давало мне крупный план Таниного лица, сосредоточенно хмурящегося над планшетом или над декой для инфочипов. Когда она шла в пещеру, я заходил внутрь и, неподвижно застыв посреди беспорядочно разбросанных по полу распечаток, продолжал наблюдение через мониторы.

Она стягивала волосы в тугой пучок, но отдельные пряди выбивались и падали ей на лицо. Одна такая прядь, обрамлявшая ее профиль, вызывала у меня чувство, которое я сам не мог определить.

Я смотрел, как работает Вардани, и на то, что с ней делает эта работа.

Сунь и Хансен смотрели за турелями, сменяя друг друга за пультом дистанционного управления.

Сутьяди смотрел за входом в пещеру, независимо от того, работала там Вардани или нет.

Прочие члены команды смотрели еле-еле расшифрованные спутниковые трансляции. Для веселья – пропагандистские каналы кемпистов, когда был прием; государственные программы – в остальных случаях. Появление самого Кемпа вызывало улюлюканье, люди притворялись, что стреляют в экран; вербовочным роликам Лапине аплодировали и подпевали. По ходу дела реакции стали смешиваться в единый ироничный настрой, из-за чего Кемпа стали встречать в стиле Лапине и наоборот. Депре и Крукшенк наводили стволы на Лапине, а идеологические речи Кемпа, уже заученные наизусть, команда зачитывала хором, повторяя все приемы и демагогические ухватки. Практически все, что появлялось на дисплее, тут же вызывало взрыв весьма полезного в нынешних обстоятельствах смеха. Даже по лицу Цзяна время от времени пробегала тень улыбки.

Хэнд наблюдал за океаном, сосредоточив внимание на юге и востоке.

Иногда я поднимал голову и, глядя на звездные россыпи в ночном небе, думал о том, кто же сейчас смотрит за нами.

* * *

Через два дня автотурели нанесли первый удар по колонии нанобов.

Когда заработала ультравиб-батарея, меня как раз рвало завтраком. От залпа кости загудели, засосало под ложечкой, что отнюдь не способствовало улучшению самочувствия.

Три следующие друг за другом пульсации. Затем тишина.

Я вытер рот, спустил воду в унитазе и вышел наружу. Беспросветно-серое небо на горизонте было чистым, если не считать дыма, тянущегося от руин Заубервиля. Никакого другого дыма, никаких отблесков огня на горизонте, говоривших о повреждении техники.

Крукшенк тоже стояла на берегу с «санджетом» на изготовку, глядя в сторону холмов. Я подошел к ней.

– Чувствуешь?

– Угу, – я сплюнул в песок; в висках по-прежнему пульсировало то ли от приступа рвоты, то ли от ультравиб-залпа. – Похоже, мы вступили в бой.

Она искоса взглянула на меня:

– Ты как?

– Блевал. Ты нос-то не задирай. Через пару дней сама будешь заниматься тем же.

– Ну спасибо.

Снова прокатился рокот, отозвавшийся в каждом уголке тела, на этот раз более продолжительный. Внутренности заходили ходуном. Побочный выброс, распространение колебаний, отдача от направленной, сфокусированной волны, исходящей от батареи. Я скрипнул зубами и закрыл глаза.

– Это прицельный, – сказала Крукшенк. – Первые три выстрела были сопровождающими. Теперь она захватила цель.

– Отлично.

Рокот стих. Я наклонился и попытался просморкаться, освобождая ноздрю от остатков рвоты, застрявших в носоглотке. Крукшенк с интересом наблюдала за мной.

– Слушай, ну ты не могла бы?..

– О, пардон, – она отвела глаза.

Я продул другую ноздрю, снова сплюнул и стал рассматривать горизонт. Небо по-прежнему было чистым. В ошметках рвоты и слизи у моих ног виднелись маленькие капли крови. Похоже, процесс распада пошел.

Херово.

– А где Сутьяди?

Она ткнула в сторону «Нагини». Под носом штурмовика находилась передвижная рампа, на которой стояли Сутьяди и Оле Хансен, по всей видимости, обсуждая что-то имеющее отношение к передней батарее судна. На песке неподалеку, наблюдая за ними, сидела Амели Вонгсават. Депре, Сунь и Цзян либо доедали завтрак на камбузе, либо занимались чем-то еще, коротая время.

Приставив ладонь козырьком ко лбу, Крукшенк посмотрела на стоящих на рампе мужчин.