Сломленный рыцарь

После этого мы пошли к водонапорной башне, рука об руку. Я сяду в самолет этим вечером. Не знаю, когда я смогу навестить ее в следующий раз. Теоретически, я могу приехать на следующих выходных, если с мамой все будет хорошо. А что, если нет? Рисковать с этим это как играть в русскую рулетку.

– Итак. Отношения на расстоянии, – начал я.

Мы смотрели вдаль, на водонапорную башню, но не друг на друга.

– Мы сделаем это возможным, – сказала она.

– Мы обязаны, – настоял я. – И не только в этом году. – Остановился я. Она тоже остановилась. Весь мир остановился.

Это тяжело. Но необходимо. Ни один человек не должен выбирать между любовью всей жизни и женщиной, которая дала ему жизнь. Но это я, прямо перед лицом этого выбора. Мальчик или девочка? Мама или девушка?

Любовь всей жизни или женщина, которая дала тебе жизнь?

– Я не собираюсь никуда переезжать, Луна. Я останусь с Тодос-Сантосе, чтобы быть рядом с мамой. В этом году. Может, и в следующем. До конца ее дней. А если мама… – начал я, но она прикоснулась пальцами к моим губам.

Маленькое, почти незаметное покачивание головой сказало мне, чтобы я не продолжал.

Я откашлялся.

– Независимо от мамы, мне надо оставаться там ради отца и Льва.

После.

– Мы сделаем это возможным. – Она погладила меня по щеке.

– Ты нужна мне. Все долбаное время.

– Я попытаюсь перевестись в Калифорнийский университет. Это может сработать. Посмотрим.

– Спасибо. – Я слишком растерян, чтобы сделать благородную вещь и сказать ей, что она может остаться здесь, если она счастлива.

Как я буду выживать? Даже если она переведется.

Она поднялась на цыпочки и обняла меня за шею. Прикоснулась губами ко мне. Было что-то в этом поцелуе, что обещало большее.

Я люблю тебя.

Если она скажет это, то, обещаю, я брошу пить. Это будет поддерживать меня даже в самые темные времена. Все будет хорошо. Ну или, по крайней мере, лучше, чем сейчас. Ради нее.

«Я люблю тебя, – сказал я в своей голове. – Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя».

По какой-то причине мне было так важно, чтобы она сказала это первой. Очевидно, что я ослеплен и жалок в своей любви к ней, мне надо, чтобы она показала, что это значит для нее.

Она открыла рот. Мое долбаное сердце замерло.

– Или вместе, или никак, – прошептала она.

Я улыбнулся, но разочарование потекло из трещин моей души.

– Или вместе, или никак, Лунный свет.

Глава 20

Найт

По пути из аэропорта Сан-Диего в Тодос-Сантос я сжимаю в кулаке три таблетки ксанакса. Я выглядываю из окна, желая превратить их в пыль, чтобы я смог легко растворить их в ополаскивателе для рта, который перелил в чашку из «Старбакса». Набирать высоту быстрее, когда они в порошке.

В больницу.

Я еду прямиком в больницу.

Вишенкой на дерьмовом торте стало то, что папа отказывается говорить мне, что случилось, я закинул три таблетки в рот. Самые ужасные варианты развития событий мелькают у меня в голове. Мамин голос звучал так слабо по телефону.

Она на самом деле умирает.

Она уже мертва.

Ее мозг мертв.

Мертва, мертва, мертва.

Мы были богаты. Мы были здоровы. Мы были сильны. Непобедимы. Так что ж оборвало эту цепочку?

Я написал тете Эм.

Найт: Просто скажите мне, что она жива.

Эмилия: Да, она жива.

Найт: Почему тогда отец такой придурок?

Эмилия: Ты заботился о себе там?

Ой-ой. Она даже не отругала меня за ругань на папу. Не очень хороший знак.

Найт: Скажите, к чему мне готовиться.

Эмилия: К реальности.

Ненавижу всех. Кроме Луны, может быть, но я не могу поговорить с ней, пока не получу больше информации. В Северной Каролине середина ночи, а у нее завтра пары.

Когда такси подъехало к больнице, я выскочил из машины, ксанакс и алкоголь уже в моей крови. Я решил, что было не очень хорошей идеей чередовать алкоголь с ополаскивателем, когда меня чуть не вырвало на стойке регистрации, когда я просился в палату к маме.

Дежурная направила меня в конец коридора. Когда я покачивающейся походкой направился туда, у меня в кармане завибрировал телефон. Я достал его в надежде, что у Луны появилось предчувствие.

Отбой, это Дикси. Я перевел звонок на голосовую почту и отправил сообщение: все хорошо, потом поговорим.

Папа стоял в коридоре и выглядел как кусок высохшего тоста – объеденный по краям, полностью выгоревший внутри. В ту минуту, когда он увидел меня, вместо того, чтобы обнять или сказать, что рад, что я вернулся, или спросить, я не знаю… какого черта я делаю, он нахмурился и указал на меня пальцем.

– Ты.

– Я. – я сделал вид, что зевнул, когда прошел мимо него.

Это была большая ошибка. Огромная. Теперь он чувствует запах ополаскивателя для рта. А он не настолько тупой, чтобы подумать, что я заботился о своих зубах все выходные.