– Марфиль, ты четыре раза пыталась сделать блинчик в форме мордочки Микки Мауса, действительно думаешь, что придать ему форму материка будет проще?
Тон голоса был жестким. С него было достаточно.
– Дай мне.
Он вырвал у меня из рук сковороду, чтобы вылить приготовленную смесь, и я не смогла удержаться от смеха, увидев, что мы оба покрыты мукой и брызгами теста.
Когда готовил он, каждый блинчик получался идеальным.
– Я рассмеялась еще громче и, приложив руку ко рту, умудрилась брызнуть на себя тестом для блинов.
Себастьян смотрел на меня не двигаясь, и, наконец, на его губах появилась улыбка.
– Отныне это моя территория. Ты ни в коем случае не должна приходить сюда, даже во сне, поняла?
– Ну уж нет! Поняла, что обожаю готовить.
Себастьян покачал головой, взял сковороду, которая все еще стояла на огне, вылил последние порции теста и продолжил готовить еще некоторое время. Когда подошел ко мне с двумя тарелками, стратегически расположенными на его правой руке, и поставил тарелку передо мной на стол, не могла не почувствовать, как тепло разливается по всему телу.
Блинчик, который он испек, был в форме слона, и получился почти идеальным.
Посмотрела на него краем глаза и увидела, что он едва смотрит на меня. Он ел блинчик с таким невозмутимым видом, будто только что не совершил самый милый жест.
Я улыбнулась и приступила к завтраку.
25
Себастьян
Надвигалась буря. Я облокотился на кухонную стойку, ожидая, пока Марфиль закончит собираться в университет. Прошла неделя с тех пор, как мы вернулись из преисподней, которую она звала домом.
Мало что могу сказать о том, что произошло в доме Алехандро Кортеса. Не был удивлен, что этот придурок Козэл приехал к Кортесам, но никогда не думал, что окажусь так близко к Марфиль, как в том заброшенном сарае.
Каждый день я пытался вести себя так, как будто этого никогда не было, изо всех сил старался не увлечься и держать руки и тело подальше от нее, но с каждым разом это становилось все сложнее. Каждый гребаный день, когда видел, что этот засранец Козэл все еще пристает к ней с цветами, боялся, что проявятся мои истинные чувства. Уже позволил Марфиль увидеть гораздо больше, чем хотел показать, и, хотя встреча с Самарой оказалась хуже, чем мог представить, вывела из себя не она, а собственная глупость.
Марфиль вышла сияющая и необычная, как и всегда. Не мог не чувствовать, что, несмотря на реальность, в которой жили, в каком-то измерении она была моей и ничьей больше. Она улыбнулась мне, одетая в мини-юбку, чулки и свободный джемпер, который при движении оставлял левое плечо обнаженным. Желание поцеловать и прикоснуться привело к тому, что мой и без того отвратительный характер стал хуже.
– Температура на улице – три градуса, – сказал я, угрюмо глядя на ее наряд.
– Ты теперь синоптик?
Она ответила, как всегда, быстро, не теряя улыбки. Она почти не красилась, хотя ее губы всегда блестели так, что казалось, будто она только что облизнула их.
– Я тот, кто не выпустит тебя из квартиры, пока не наденешь теплую одежду, – ответил, доставая телефон из кармана и глядя на экран, чтобы не смотреть на нее.
– Иногда ты хуже отца, – бросила она, повернувшись спиной и возвращаясь в спальню.
Через минуту вернулась в розовой шерстяной шапке, шарфе и кожаной куртке.
– Доволен?
Не ответил, подошел к двери и придержал открытой, чтобы она могла пройти. Проходя мимо, она на секунду остановилась рядом со мной.
– Спасибо, что беспокоишься о моем здоровье, – сказала она, встав на цыпочки, и поцеловала в щеку.
Почувствовал, как все тело напряглось от этого простого прикосновения. Это было что-то другое, теперь Марфиль позволяла определенные вольности, которые держали в постоянной готовности. Уже не смог бы оттолкнуть ее. Она, казалось бы, использовала невинные жесты, но оба знали, что она ищет чего-то большего. Прикосновение, ласка, поцелуй в щеку – ничто, верно?
Хмыкнул в ответ, как и всегда, когда она пыталась настоять на своем.
Сев в машину, включил обогреватель и радио, чтобы послушать новости. Очевидно, был не единственным, кто беспокоился о надвигающейся буре. Температура резко упала всего за несколько часов, и это было ненормально, учитывая, что был почти май.
– Погода просто сумасшедшая, – пожаловалась Марфиль с обеспокоенным выражением лица. Заметил, что она достала телефон и принялась быстро печатать. Хотел было спросить, кому так настойчиво «написывает», но промолчал и продолжил вести машину.
В университете пришлось разделиться, Марфиль до сих пор не хотела, чтобы нас видели вместе. Я наблюдал за ней издалека, сидя в дальнем ряду аудитории и восхищаясь тем, какой она была. Тем, что, несмотря на женственность, могла быть жесткой, если это было необходимо.