Одевшись, Ганнибал вышел на палубу. Аквилон поднял края гиматия и зашевелил непокрытые волосы. Берег Италии растаял, скрылся за серой утренней пеленой. Ганнибал стоял в оцепенении. Горе и печаль переполняли его душу. Пятнадцать лет он пробыл в Италии. Он мог бы сказать, что знает ее больше, чем свою родину. Он мечтал завоевать ее и вернуться в Карфаген победителем римлян, героем великой войны. Но что он теперь везет с собой? Воспоминания об одержанных победах? Требия, Тразимен, Канны — в чьем сердце найдет отклик чуждое звучание этих варварских имен? Или все эти годы, все эти схватки были сном? О, если бы это было так! Хорошо бы сейчас проснуться в Иберии и ждать, когда явится Созил со своей табличкой для письма, когда соберутся братья. Хорошо бы услышать голос отца: «Учитесь, львята! Люди всегда учатся, учатся на своих или на чужих ошибках». Так ли это? К ошибкам отцов мы присоединили свои собственные. А теперь, когда мы понимаем, что ошибались, это нас не может спасти. Мы не можем вернуться к прошлому, а жизнь — это бесконечная смена волн. Даже боги, посылающие ветер и бури, не могут остановить их бег. А что могут сделать люди?
Набережная небольшого карфагенского города Гадрумета [101], где ожидали Ганнибала, была украшена разноцветными флажками. Звенели серебряные трубы. В толпе, заполнившей гавань, можно было различить пурпурные одежды рабби, прибывших из Карфагена. Вместе с дымом подожженного лагеря Сифакса развеялись надежды на непобедимую нумидийскую конницу, которой предстояло сбросить легионы Сципиона в море. План Ганнона, совсем недавно казавшийся верхом государственной мудрости, был признан преступным, а сам Ганнон едва избежал суда и смерти на кресте. Все теперь считали, что республику может спасти один Ганнибал. Имя Ганнибала повторялось всюду с любовью и надеждой. «Ганнибал не проиграл ни одного сражения! Только он может разбить Сципиона!» — слышалось и на заседании Большого Совета, и на базаре у Торговой гавани. Даже жрецы, затаившие на Ганнибала обиду за то, что он не присылал в храмы подарков, называли его «сыном Мелькарта» и призывали народ молиться за его духа-покровителя. Многие с чувством раскаяния вспоминали, какую мизерную помощь получал Ганнибал от республики в годы своего пребывания в Италии. И, несмотря на это, он громил римлян! Если же передать Ганнибалу все корабли, объявить набор в войско, — тогда республика будет спасена.
И только сам Ганнибал понимал, насколько обманчивы всеобщие надежды на быструю победу. Он привез с собой в Гадрумет лишь двенадцать тысяч воинов. Остальное войско — в Лигурии вместе с Магоном. Одни боги знают, удастся ли брату вернуться в Карфаген или его постигнет судьба Газдрубала. Новый набор может дать не более десяти-двенадцати тысяч новобранцев. Но, если оторвать этих людей от их повседневных дел, кто будет ковать оружие, строить корабли? Кто будет ловить сетями рыбу, заменяющую теперь и мясо и хлеб? Ведь из Сицилии и Иберии в Карфаген уже не будет гаулы с зерном и тучными овцами. В руках у римлян иберийские серебряные рудники, а города, подчиненные Карфагену, перестали платить дань.
У одного Сципиона тридцать пять тысяч испытанных бойцов, а сколько всадников у Масиниссы?!
СВОБОДА
Дукарион жадно пил, погрузив лицо в струи родной Адды. В прозрачной воде отражалось его заросшее лицо, шрам от меча через правую щеку и сбившиеся в космы волосы.
Пять дней Дукарион бежал лесами и болотами, прячась от людей. Он бежал, хотя за ним давно никто не гнался. Ему слышался звон сталкивающихся мечей, свист стрел, трубные крики слонов, ржание напуганных коней, волочащих по земле всадников. Перед глазами у него был Магон, пригвожденный к земле римским пилумом. От пилума Магона не спасли ни серебряные латы, отнятые им у римского консула, ни амулеты, которые он носил на груди.
Пусть будет свидетелем могучий Эзус [102] и другие бессмертные боги, что он, Дукарион, не изменник. Во время схватки с устроившими засаду римлянами он был рядом с Магоном и не уступал ему в храбрости. Когда же Магон упал, Дукарион бежал. За ним последовали многие воины из его отряда. Но, видимо, никому не удалось уйти от римских всадников. Пилум, сваливший Магона, освободил Дукариона от клятвы, которую взял с него Ганнибал перед посадкой на корабли. Дукарион поклялся и призвал в свидетели богов, что не покинет Магона. И он его не покинул, пока Магон был жив.
Местность, где находился Дукарион, была ровной и однообразной. Но глаз Дукариона различил полузасыпанные рвы на правом берегу реки. Там был лагерь Фламиния. Трава, когда-то вытоптанная римскими калигами, поднялась во весь рост.