Слоны могут играть в футбол

С папкой документов и спортивной сумкой (все вещи еще зимой привез Сережа Васильев) вышел на улицу. Было тепло. Васильев подъехал на такси встретить. Обнялись. Пока ехали, Сережа много и весело говорил о новостях, о жизни, словно Дмитрий был безнадежно больной, которого нужно отвлекать от болезни. Но он ведь уже выздоровел.

— Приезжай к нам в воскресенье! Тебе что можно есть? А в баню тебе можно?

Его слова сливались с шумом города.

— Побриться-постричься не хочешь? Тебя так по паспорту никто не узнает!

Ветер приятно обдувал через окно.

— А, тебе же все равно скоро паспорт менять!

Потом было вот что. Дмитрий сказал водителю:

— Можно вас попросить здесь остановить?

Васильев удивился.

— С тобой точно все в порядке? Сам доберешься?

Это было то самое место около магазина «Цветы», где он упал зимой, которой потом не было. Для него все случилось вчера или даже сегодня, как если бы он просто не мог уснуть. Бессонница уже случалась раньше, но, конечно, не на полгода.

— Доберусь, — сказал он, — все нормально.

И стоял какое-то время на одном месте, вспоминая лицо, которое увидел тогда, перед «смертью».

— Это, считайте, вы умерли, — сказал ему как-то завотделением, — случай один из миллиона. Тонкий острый предмет вошел вот здесь, смотрите, но, выходя обратно, сам закрыл рану. Образовалось внутреннее кровоизлияние, и вы несколько часов так ходили. Вам уже почти все внутри кровью залило, но, слава Богу, рана открылась, и все прорвало наружу. Такой случай был один раз — и то, не у меня, а у коллеги, и человек тогда не выжил.

Мимо проходили люди, в основном, молодые, или так казалось, потому что весна. Но той девушки не было по понятным причинам: человек не стоит на одном месте полгода. Он постоит, постоит и уходит. Это с ним так случилось, что время замерло, а остальные прожили зиму честно, с наклоненными головами, и теперь, распрямив их, шли по своим делам.

Дома он замер на пороге, бросил сумку, долго не заходил. Потом бережно развернул листок бумаги. Час назад, перед выпиской, он спросил у завотделением:

— Александр Соломонович, а можно спросить?.. Не осталось контактов той девушки, которая меня привезла? Которая скорую вызвала?

Доктор порылся в столе и достал вырванный из блокнота листок. На нем аккуратным девичьим почерком был написан номер телефона.

— Надо же… Поблагодарить, — сказал Дмитрий.

Старый доктор ничего не ответил, улыбнулся.

Потом было вот что. Дрожа, чувствуя себя вором в собственной квартире, Дмитрий набрал номер. Она ответила и не могла понять, кто звонит, что человеку нужно. Чувствовалось, что она не оттого растерялась, что не помнит, а оттого, что сейчас что-то в ее жизни не так, что она немного обороняется от мира. Поговорили минуту, а потом он сидел, дрожа еще сильнее, чем до звонка. Из зеркала смотрел совсем чужой человек: с впалыми щеками, бородой. Копна волос залихватски улетала набок. Этот человек был, наверное, старее, чем раньше; с другой стороны, моложе: таким резким, угловатым, с бородой он видел себя только в юности. Был похож на хиппующего коммуниста-террориста из семидесятых или на уставшего после боя гарибальдийца. Вечером никуда не пошел, а утром надел белую рубашку, галстук, купил цветы.

Ее звали Лика. Появилась она так. Минуты на три раньше, чем договорились. Он не успел начать волноваться, не успел спрятать букет за спину, а она просто вошла в кафе и нашла его взглядом, села рядом. Он даже заметил ее в окне чуть раньше, но не узнал: просто какая-то тень пробежала по другой стороне мимо человека, мывшего высоченные, размером со слона, витрины.

Сначала были на «вы». Чтобы начать разговор, стали вспоминать зимнее происшествие. Каждый смеялся и рассказывал свою версию. Потом перешли на «ты». Она сказала:

— Извините, что я пропала. Нужно было навестить Вас в больнице.

Он ответил:

— Ты с ума сошла? — и тут же извинился. — Можно на «ты»?

И по второму кругу, уже непринужденно повторяли подробности.

— Иду, никого не трогаю, и тут мне навстречу, как в фильме ужасов, идет реально зомби: с цветами, весь в крови.

— Ха-ха! Фильм ужасов «Кровавые цветы!».

Сидели рядом, было хорошо. Бывает ведь, когда с человеком хорошо сразу. Мойщик на другой стороне улицы залил стекла водой, как будто не мыл их, а рисовал акварелью. Дмитрий вручил букет. Сказал:

— Я хотел поблагодарить, и вот… Символически… Цветы.

Она застеснялась, мол, это излишне. Он замахал руками:

— Ты что! Ты же мне жизнь спасла! Я, получается, заново родился… Ты мне подарила жизнь, ты мне теперь… Как… Как…

— Как мать? — засмеялась она. Он тоже засмеялся.

Ну да, так логически получалось, раз «подарила жизнь».

— Сколько тебе лет, мать?

— Двадцать.

— Серьезно? Вот это совпадение! И цветов двадцать! Ты знаешь, что тогда тоже было двадцать? И один красный — на вырост. Двадцать… Взрослая!

Она присмотрелась к нему, как будто увидела впервые.

— А ты какой-то молодой, ты мне зимой старее показался.

Он не был ей противен. Это было хорошо. Да. Кофе был вкусный, горячий, ну вот реально: не к чему придраться. Помолчали. Она сказала:

— Можно селфи сделать.

И приблизилась к нему с цветами.