Потом ехали сквозь гаснущие один за другим огни поселков. На шоссе небо было светлым, но вот свернули в лес и долго еще пробирались сквозь темноту. Наступала первая ночь, когда они оставались вдвоем. Лика один раз потянулась и проворчала сквозь сон: «Что же это я дрыхну все время?» Подъехали к конному клубу. Сладко пахло навозом. В отеле было всего несколько комнат, и все свободные. Им предложили выбрать.
— Все равно, — сказал Дмитрий, — нам до утра.
Девушка администратор понимающе кивнула и открыла дальнюю комнату.
— Вот, тут есть двуспальная.
Дмитрий не обратил внимания на эти слова, занес сумки, закрылись. Но потом подумал, что кровать-то одна, наверное, неудобно будет? Лике нужно выспаться. Нет, вроде, удобно: матрас широкий, слоны в футбол могут играть.
— Давай спать. Вставать через четыре часа.
Лика ушла в душ, вернулась торжественно в какой-то короткой распашонке, встала рядом с кроватью.
— Я ложусь?
— Ложись, конечно.
Он готов был сделать все, чтобы она перестала страдать. С завтрашнего дня все будет по-другому, он что-нибудь придумает. А сейчас ей нужен сон. Укрыл одеялом, подоткнул со всех сторон, порадовался, как тихо-мирно смотрится этот конвертик. Лика смотрела на него расширившимися от темноты глазами. И он чуть не заплакал от ее взгляда, от осознания того, что ей пришлось перенести. Он хотел ее оберегать от всего плохого, но что еще можно было сделать? Она и так уже была укутана, как малыш на выдаче из роддома, не хватало ленточки. У нее было только две руки и две ноги, невозможно было подтыкать одеяло бесконечно. Он приблизился, поцеловал ее широкие глаза, прошептал:
— Подожди.
Потянулся к своей тумбочке, Лика заволновалась, задышала. Он вернулся к ней.
— Все. Поставил на 5:30, а то проспали бы.
Засыпая и просыпаясь, они лежали долго, почти до утра, и каждый раз, когда один просыпался, другой спал. Так время для них умножилось вдвое, короткая ночь показалась бесконечной. Он радовался каждому ее появлению, то плечу, то кисти, становившимся все ближе, а перед рассветом ее лицо оказалось совсем рядом. Вот только он засыпал быстро и не успевал это запомнить, разложить на составляющие, чтобы потом вспоминать, когда все закончится.
И еще во сне он, сам того не замечая, отодвигался дальше. Отца должно быть мало. Он должен быть опрятным, хорошо пахнуть и занимать в доме как можно меньше места. Если присутствие матери или ребенка в доме измеряется множеством предметов, то присутствие отца — только несколькими. Зубная щетка, бритва, полка с носками — он весь, такой огромный, со всей своей любовью, мыслями, страхами и предыдущей жизнью, все равно должен вмещаться в несколько предметов. Должен пахнуть вымытой кожей, белизной рубашки, иногда — принесенными хлебом. Не больше.
Хорошо, что Лика взрослая. Если бы они встретились, когда она была маленькой, он не был бы ей так нужен. Ласка отца в детстве не очень нужна, строгость отцов подавляет. И не потому, что она очень уж строгая строгость, а просто потому, что это не ласка матери. Вечером дети ждут с работы матерей, а не отцов. Если мать уезжает на несколько дней, дети тоскуют, а если отец — радуются. Мать — это земля, в которой саженец растет и чувствует ее всеми корнями, а отец — просто палка, неодушевленный предмет, к которой саженец привязан. Палка должна быть просто хорошо обстругана, без заноз, нейтрально пахнуть, как будто она просто мостик в большой мир, как будто ее нет. Очень хорошо, что они встретились только сейчас.
Он проснулся от будильника, но Лики рядом не было. Вскочил и тут же обнаружил ее в ванной, уже в платье, с красивой прической. Подошел, обнял.
— Как смогла, сама сделала, — сказала она, — ничего?
— Очень здорово.
— Просто я с утра плохо выгляжу.
— Начинаются женские штучки! Ты очень красивая вообще и утром в частности.
Прошли мимо загона для коней. Они тоже не спали, провожали взглядом. Дмитрий просунул руку — погладить одну из добрых морд, но Лика остановила:
— Они живые. Зачем дразнить, у тебя же ничего нет.
И пошли дальше. Лика держалась впереди, вошли в заброшенную усадьбу с особняком и парком. Туман скрывал одну статую от другой, следующие только угадывались, зеленели старым и белели новым мрамором.
— Здесь можно, — сказала Лика, и он снял несколько кадров.
Потом пошли на луг. Лика не крутилась, как крутятся девушки на фотосессиях. Просто встала, сложила руки перед собой, и он уже должен был ходить вокруг, искать нужный ракурс. Солнце поднималось из-за эльфийского холма.
— Ты очень красивая, — сказал он. И потому что это правда было так, и потому что хотел прогнать ее грусть. Ведь известно, что при любых обстоятельствах такие слова поднимают девушке настроение. — Все обзавидуются, когда выложишь.
— Я не собираюсь никуда выкладывать, — ответила она.
— Как так?
— Должно же быть хоть что-то… только для себя… Буду смотреть, когда состарюсь.
— Ну, другие платья будут!
— Платья будут, меня такой не будет.