Слова

Ровный гул аппаратов заполняет маленькую больничную палату, и каждый раз, когда слышу звуковой сигнал, я поднимаю голову.

Я здесь всего три часа, но мне кажется, будто прошла целая вечность.

Во время перелета домой я преисполнилась глупой надежды и думала, что отец уже встанет и заговорит к тому времени, как я доберусь до больницы.

Мое сердце замирает, когда я вижу аппарат искусственной вентиляции легких, с маской, закрывающей лицо отца, и различные торчащие из нее трубки.

Папа ужинал на кухне, когда начал жаловаться на головную боль. Миссис Палма пошла за парацетамолом, но, когда вернулась, его речь стала невнятной и случился приступ рвоты.

Она уже набирала номер 911, когда отец потерял сознание.

У него случился тяжелый сердечный приступ, и врачи сообщили миссис Палме, что он в критическом состоянии и прогноз неблагоприятный.

Но они не знают моего отца.

Он справится с этим. Он должен.

Ну же, папа. Просыпайся.

Миссис Палма садится рядом со мной.

– Мне так жаль.

Она продолжает повторять эти слова, но в этом нет ее вины.

Только моя.

Я должна была находиться здесь. Но меня не было рядом.

Потому что я снова слишком приблизилась к солнцу.

Только на этот раз я, черт возьми, сама виновата, что обожглась.

Я пытаюсь сделать вдох, но чувство вины, сдавливающее грудь, душит меня.

Мне следовало отказаться лететь в Европу. Тогда бы мы больше времени провели вместе.

Мои глаза щиплет, и я сглатываю слезы. Мне не следовало ехать в тур.

Тогда, наверное, отец не лежал бы на больничной койке, борясь за свою жизнь.

Протянув ладонь, миссис Палма берет меня за руку.

– Тебе нужно попробовать поспать, милая. Ты, должно быть, очень устала.

Она права, учитывая разницу во времени и девятичасовой перелет домой.

Но я никак не могу расслабиться, пока не узнаю, что с ним все в порядке.

Я качаю головой.

– Я должна быть здесь, когда он проснется.

Потому что он должен проснуться.

И чем чаще я это повторяю, тем больше в это верю.

Поерзав на стуле, миссис Палма хмурится.

– Дорогая…

– Сэр, – кричит женский голос из коридора. – Это отделение интенсивной терапии. Вам сюда нельзя.

– В какой палате находится отец Леннон Майкл? – громко спрашивает Феникс, его безошибочно узнаваемый мелодичный голос заполняет все пространство.

Какого черта он здесь делает?

– Я не имею права сообщать вам эту информацию. Пожалуйста, уходите.

Однако ее отказ не устраивает Феникса, и он рявкает:

– Отвали.

Вот черт.

Мы с миссис Палмой обмениваемся потрясенными взглядами, и я встаю со стула.

– Я разберусь.

Когда я выхожу из комнаты, то вижу, как он бродит по коридору, приложив руки ко рту.

– Леннон!

– Не заставляйте меня вызывать охрану, – предупреждает медсестра, когда Феникс замечает меня.

Не успеваю я моргнуть, как он уже мчится ко мне.

Я планировала прогнать Феникса, но, стоит его рукам притянуть меня в объятия, что-то глубоко внутри меня разрывается, и я рассыпаюсь.

Он не пытается меня подбодрить, не призывает оставаться сильной, не дает ложных обещаний, что все будет хорошо.

Феникс просто крепко держит меня, пока я распадаюсь на части.

Его футболка намокает от моих приглушенных рыданий, пока он проводит кончиками пальцев по моей спине.

Спустя несколько мгновений подходит медсестра.

– Мне очень жаль, но вам нужно уйти.

Я поднимаю голову.

– Но…

– Знаю, что для вас это невероятно трудное время, – вставляет она. – И хотя я вам сочувствую, но уже и так на многое закрыла глаза. – Она указывает на миссис Палму, которая выходит из палаты. – Мало того, что часы посещения закончились, но сюда позволено допускать только одного посетителя за раз. – Она прищуривается, глядя на Феникса. – Трое уже перебор.

Ненавижу эти дурацкие больничные правила, но я понимаю, что медсестра ни в чем не виновата. К тому же она действительно проявила невероятную уступчивость.

– Если я уйду, вы позволите ему остаться с ней? – спрашивает миссис Палма, удивляя меня.

– Нет, – быстро возражаю я. – Я не хочу, чтобы вы уходили.

У меня щемит в груди, когда я перевожу взгляд на Феникса.

– Я… Эм…

И чтобы он уходил, я тоже не желаю.

Наклонившись, он целует меня в лоб.

– Я остаюсь, Группи. – Феникс поворачивается к медсестре. – Позвоните директору. Сейчас же.

Медсестра раздраженно приподнимает бровь.

– Прошу прощения? Кто, по-вашему, вы…

– Я Феникс, мать его, Уокер, – рычит он.

Похоже, она не фанатка рока, поскольку это ее ничуть не смущает.

Однако две женщины в халатах, направляющиеся в комнату персонала, чуть не спотыкаются и не падают, заметив его.

– Существует два варианта развития событий, – продолжает Феникс. – Первый: вы можете помочь мне связаться с директором, чтобы я сделал очень щедрое пожертвование больнице и рассказал ему, какой вы замечательный сотрудник. Или второй: я могу поведать всей стране, через какой ужас мне пришлось здесь пройти, и приложу все усилия, чтобы вас уволили.

Его угроза срабатывает, потому что медсестра разворачивается и бросает:

– Сейчас вернусь.

Мне не следует поощрять то, что Феникс использует свое влияние, но я слишком сосредоточена на отце, чтобы возражать.