Сперва напомню несколько понятий из классической философии. Существует так называемый основной вопрос философии (см. также разделы
Субъективный идеализм – шикарная штука! Порой бывает очень удобно побыть им. Вообще-то я себя привык считать и по большей части считаю материалистом, а не идеалистом. И потому, что меня так учили на протяжении всего того периода жизни, когда человек учится в школе, в университете, после университета; и потому также, что мне эта мировоззренческая база комфортна в психологическом (и онтологическом) смыслах. Именно эта мировоззренческая база побуждает и обязывает меня быть честным, исследуя и постигая что бы то ни было, включая самого себя. Честный же взгляд фиксирует, что я не всегда ощущаю себя безоговорочным материалистом. Более того, не только в ощущениях, каковые суть игра с самими собой или игра обстоятельств со мною же, но и в поведении – ментальном, бестелесном – я легко, порой охотно впадаю в состояние, погружаюсь в мир, в котором вполне естественно существует Бог.
Это воистину – мой и только мой Бог. Он создан моим воображением, и с самого первого момента своего появления в моем ментальном мире он является такой же реальностью, какова любая другая. Он, разумеется, вполне материален, хоть его и нельзя потрогать рукой. Сила воображения (у всех она разная, конечно) порождает комплекс физико-химических процессов в организме, итогом которых является мысленный образ чего-то. Так, образ разрезанного лимона (я обещал к нему еще вернуться) с капельками сока на его поверхности вызывает слюноотделение и даже гримасу на лице. Хоть «живого» лимона-то нет и в помине – ни в руке, ни на столе передо мною. При этом мыслеобраз лимона вполне материален, постольку поскольку являет собой комплекс физико-химических взаимодействий, происходящих в моем организме, в моем сознании.
Точно так и с моим Богом. Взаимодействие меня с лимоном – с образом лимона – было реальным, слюноотделение тоже было совершенно реальным, материальным, физиологичным. И мое взаимодействие с созданным моим воображением Богом такое же. Если и когда он мне нужен – пусть и подсознательно, – он приходит, является в каком-то образе. Нередко я создаю образ похожий или совпадающий с теми, которые созданы в христианстве и распространены по всему миру, которые введены в мое (и миллиарда современников) сознание и подсознание. Спас Нерукотворный – вот вполне естественный для меня, для моего культурного базиса образ. Но облик и образ может быть и совсем иным, особенно если я об этом подумаю и стану генерировать нечто иное, что сделать легко и что весьма ярко, правдоподобно до мельчайших деталей способно выдавать наше сознание. Тем более что оно упражняется в искусстве создания зрительных, слуховых и обонятельных ощущений как минимум каждую ночь, сочиняя для нас удивительные сновидения.
С моим Богом мне всегда хорошо. Если я мысленно или вслух говорю: «Господи, помоги!», у меня нет ни малейших сомнений, что он поможет. Во всяком случае, сделает, что может, безо всяких условий и оговорок. Если я прошу: «Спаси, сохрани и помилуй!», я не сомневаюсь в нем и его реакции на мою эмоцию. Да, эмоцию! С моей стороны – эмоция, а не деловое предложение, не сделка. У меня нет договора с Богом, каковой имеется в иудаизме и всех вышедших из него религиях. Мой Бог действительно Любовь. С моей стороны – эмоция, с его – чувство, с его – эмоция, с моей – чувство. Ни я перед ним ни в чем не виноват (не грешен), ни он мне ничем не обязан. Так и живем, в любви и согласии.