Слова и смыслы. Мировоззрение и картина мира: ассоциативный словарь

Никак она себя не проявляет, эта «международная солидарность трудящихся», и «пролетарии всех стран» никак не объединятся. Даже пролетариям одной страны не удается зачем-либо объединиться по той лишь причине, что они – «пролетарии» или «трудящиеся». Не возникает у них такого чувства, нет предполагаемых Марксом и ожидаемых марксистами не то что единства – единство – это воплощенная на практике организационная модель,  – но и общих идеалов, целей. Даже те английские и немецкие рабочие, глядя на которых Маркс, видимо, строил свою модель, не объединились в борьбе с буржуазией для свержения ее господства. Скорее всего, все они вполне себе мечтали самим стать буржуазией, а не уничтожить ее как класс.

Тем не менее политики, особенно советские марксисты, многие годы вбивали этот лозунг в массовое сознание. Вряд ли они рассчитывали на его магическое воздействие, поскольку были материалистами. Скорее всего те, кто его придумали и успели понять опрометчивость своих умозаключений, не успели или не смогли сказать об этом своим последователям, которые либо некритично, догматически восприняли положения марксизма, либо цинично продолжали, так сказать, креститься, не веря в  Бога.

И вот что получилось: смысл улетучился, либо его и вовсе никогда не было. Событие, чья дата была увязана с общенародным праздником – митинг американских рабочих, требовавших сократить продолжительность рабочего дня до 8 часов,  – утратило актуальность и ощущение сопричастности. Эта дата была более ста лет тому назад была использована партийными и профсоюзными активистами как ежегодный повод для проведения митингов и борьбы за свои права, а вовсе не как повод для праздника: какой там праздник, если окончательным основанием для призыва к ежегодным первомайским стачкам стала гибель шести рабочих – участников митинга 4 мая 1896 года в Чикаго – в ходе разгона их пикета, а потом и еще четверых, приговоренных к повешению.

А вот в  России, в СССР произошло преображение: трагический повод для политической борьбы превратился в веселый общенародный праздник!

Сегодня солнышко печёт.
Сегодня праздник – Май.
Влезай, сынишка, на плечо
И флаг свой поднимай!
А через год пойдёшь пешком
С красным праздничным флажком.  

Это строки Агнии Барто.

Самолёт летит куда-то
В первомайской синеве,
А в троллейбусе ребята
Едут с песней по  Москве…  

Это стихи Ольги Высотской. Можно вспомнить еще много других стихов и песен. Например, вот такие строки Зои Александровой:

На деревьях к  Маю распустились почки.
Мама красный бантик завязала дочке.
По  Москве весенней улицей зелёной
Все несут на площадь красные знамёна.  

В общем, праздник подпитывался самыми разными способами. Выпускалось множество красочных почтовых открыток, которыми люди поздравляли друг друга с праздником! Думаю, что массовый выпуск праздничных открыток – к  Новому году, 1 мая, Дню Победы и 7 ноября – был очень эффективным организатором советского праздничного годового цикла, воспринятого большинством народа как действительно праздничные поводы для веселья, для застолья, для общения – лично, по телефону или по почте. Эти праздники стали той самой массовой культурой, которая создает среду, символы, объединяющие народ в единое целое. Народ как бы «переваривает» под себя и доктрины и лозунги.

Отметим, что праздник Первомай – в отличие от 7 ноября или 9 мая – никак не связан с отечественной историей. Подобные праздники характерны, например, для религиозных и квазирелигиозных культов, в которых годовой праздничный круг включает в себя как реальные, так и мифические события, призванные напоминать не столько о событии, сколько о некой важной идее. Так и Первомай: принцип солидарности трудящихся считался одним из фундаментальных оснований советского марксизма-ленинизма как идеологической системы. А никаких других технологий внедрения идеологии, кроме тех, что наработали религии и церкви, человечество еще не знало. Вот и появлялись квазирелигиозные мантры типа «пролетарии-всех-стран-соединяйтесь».

Как бы то ни было, праздник Первомай для меня и очень многих людей, помнящих его как событие веселое, остается приятным, радостным воспоминанием, практически лишенным идеологического подтекста.