Слова сияния

Ватах хмыкнул. Она училась понимать его хмыканье, что равнялось изучению ватахского. Данное хмыканье можно было примерно перевести так: «Я не признаюсь, что понял эту шутку, потому что тогда испорчу свою репутацию полного и безупречного зануды».

– Кажется, – сказал он, – мы поедем на козлах.

– Спасибо за предложение, – ответила Шаллан и опустила шторку на окне. Снаружи опять тихонько рассмеялся Газ. Мужчины забрались на отведенные для охранников места в задней части кареты, а Эн сел рядом с кучером спереди. Это была самая настоящая карета, которую тянули лошади. Шаллан поначалу стеснялась просить ее, но Палона лишь рассмеялась. «Бери эту штуку, когда тебе потребуется! У меня есть собственная, а если у Тури не будет кареты, у него появится повод не тащиться в гости».

Когда карета тронулась с места, Шаллан опустила шторку на другом окне и достала свой альбом. Узор поджидал ее на первой же чистой белой странице.

– Мы собираемся разобраться, – прошептала Шаллан, – в том, что умеем делать.

– Восхитительно! – откликнулся спрен.

Она достала кошель со сферами и вдохнула немного буресвета. Потом выдохнула его облачком перед собой и попыталась придать ему форму.

Не вышло.

После этого попыталась удержать в голове некое изображение – саму себя, с одним небольшим изменением – с черными волосами вместо рыжих. Выдохнула буресвет, и на этот раз он закружился вокруг нее, завис на миг. Потом снова исчез.

– Глупость какая-то, – негромко пробормотала Шаллан, и с ее губ тек буресвет. Она быстро нарисовала себя с темными волосами. – Какая разница, нарисую я то, что мне нужно, или нет? Карандаши ведь даже не цветные.

– Это не должно иметь значения, – проговорил Узор. – Но имеет – для тебя. Я не знаю причины.

Девушка закончила набросок. Он был очень простой – даже не показывал лица, только волосы, все остальное было лишь намечено штрихами. Но на этот раз, стоило ей опять прибегнуть к буресвету, изображение подействовало и ее волосы почернели.

Шаллан вздохнула, с ее губ тек буресвет.

– Итак, как мне сделать, чтобы иллюзия исчезла?

– Перестань ее подпитывать.

– Как?

– Я должен это знать? – спросил Узор. – Ты же у нас мастер по подпитке.

Шаллан собрала все свои сферы – несколько из них были теперь тусклыми – и положила на сиденье напротив, чтобы нельзя было дотянуться. Это оказалось недостаточно далеко, потому что едва ее буресвет иссяк, она вдохнула опять, используя инстинкты, о которых даже не подозревала. Свет заструился через карету прямо в нее.

– Я весьма хороша, – с кислой миной проворчала Шаллан, – учитывая, как недолго мне довелось практиковаться.

– Недолго? – переспросил Узор. – Но ведь мы впервые…

Веденка внезапно словно оглохла, пока он не договорил.

– Мне и впрямь нужна еще одна копия «Слов сияния», – сказала Шаллан, начиная новый набросок. – Может быть, в ней написано, как отменять иллюзии.

Художница продолжала трудиться над следующим наброском – портретом Себариаля. Она сняла Образ великого князя, когда тот ужинал накануне, сразу же после того, как вернулась из разведки вокруг владений Амарама. Хотелось проработать все детали и присоединить портрет к своей коллекции, так что ей требовалось время. К счастью, дорога была ровная, почти без ухабов. Рисунок не был идеальным, но она в последние дни все меньше и меньше располагала свободными часами. Ей приходилось заниматься изысканиями, трудиться на Себариаля, внедряться в компанию духокровников и встречаться с Адолином Холином. Раньше у нее было куда больше времени. Девушка не могла отделаться от мысли, что значительную его часть потратила зря.

Шаллан позволила работе поглотить себя. Знакомый звук карандаша по бумаге, сосредоточенность творения. Красота повсюду. Создавать искусство означало не захватывать ее, но участвовать в ней.

Закончив, девушка глянула в окно и поняла, что они приближаются к Пику. Она подняла рисунок, изучая его, потом кивнула. Удовлетворительно.

После попыталась использовать буресвет, чтобы создать образ. Веденка выдохнула много света, и он тотчас же собрался, сгустился в изображение Себариаля, который сидел напротив нее в карете. Князь был в той же позе, как и на ее рисунке, и руки держал так, словно резал еду, которую она не изобразила на наброске.

Шаллан улыбнулась. Детали были безупречны. Складки кожи, волоски. Их она не нарисовала – ни один набросок не мог отобразить все волосы на голове, все поры на коже. Ее иллюзия содержала все нужное, так что художница творила не совсем то, что рисовала, но рисунок нужен, чтобы сосредоточиться. Он был моделью, из которой рождалась иллюзия.

– Ммм, – довольно протянул Узор. – Один из твоих самых правдоподобных обманов. Чудесно.

– Он не движется. Никто не перепутает такое с живым существом, не говоря уже о неестественной позе. Глаза безжизненные, грудь не поднимается и опускается в такт дыханию. Мышцы не шевелятся. Иллюзия детальная, но она мертвая, как статуя.

– Статуя из света.