Слова сияния

– Отправляйся с патрулем подальше, в сторону Нового Натанана. Тебя не должно здесь быть, когда мы разберемся с Грейвсом и его людьми. – Он и так уже слишком долго ждал.

– Я не уйду.

– Уйдешь, и это не…

– Они поступают правильно!

Каладин нахмурился:

– Ты опять с ними встречался?

Моаш отвернулся:

– Только один раз. Чтобы убедить их, что ты вернешься.

– И все-таки ты нарушил приказ! – воскликнул Каладин. – Клянусь бурей, Моаш!

Внутри арены поднимался шум.

– Поединок скоро начнется, – бросил Моаш. – Мы можем обсудить это позже.

Каладин стиснул зубы, но приятель, к несчастью, был прав. Момент неподходящий.

«Нужно было разобраться с ним с утра, – подумал Кэл. – Нет, надо было принять это решение еще несколько дней назад».

Сам виноват.

– Моаш, ты отправишься патрулировать. Нельзя игнорировать приказы только потому, что ты мой друг. Ступай.

Мостовик побежал вперед, собирая свое отделение.

Адолин присел возле своего меча в комнате для приготовлений и обнаружил, что ему нечего сказать.

Принц посмотрел на свое отражение на клинке. Два осколочника разом. Он никогда не пробовал сражаться так за пределами тренировочной площадки.

Битва с многочисленными противниками была нелегкой. Если в какой-нибудь хронике говорилось о человеке, который сразился с шестью врагами или что-то в этом духе, то правда, скорее всего, заключалась в том, что он как-то сумел разобраться с ними поодиночке. Двое сразу – это было сложно, если они оказывались подготовленными и внимательными. Не невозможно, но по-настоящему сложно.

– Вот в чем все дело, – проговорил Адолин. Ему надо было сказать мечу хоть что-то. Таков обычай. – Давай-ка устроим зрелище. А потом сотрем улыбочку с физиономии Садеаса.

Он встал, отпустил клинок. Вышел из маленькой комнаты для приготовлений, прошел по туннелю с резными и раскрашенными скульптурами дуэлянтов. В комнате в конце туннеля сидел Ренарин в холинском мундире – он надевал мундир по официальным случаям вроде этого, а не шквальную форму Четвертого моста – и нетерпеливо ждал. Тетушка Навани откручивала крышку с баночки с краской, чтобы нарисовать охранный глиф.

– Не надо. – Адолин вытащил готовый из кармана. Глиф синего холинского цвета означал «непревзойденное мастерство».

Навани вскинула бровь:

– Девушка?

– Да, – сказал Адолин.

– Неплохая каллиграфия, – проворчала Навани.

– Она чудесна, тетушка. Хотел бы я, чтобы ты дала ей хоть один шанс. И она ведь на самом деле хочет поделиться с тобой своими изысканиями.

– Поглядим. – По сравнению с предыдущими случаями, когда речь заходила о Шаллан, в ее голосе было больше задумчивости. Добрый знак.

Положив охранный глиф на жаровню, Адолин опустил голову и стоял так, пока он не сгорел. Молитва к Всемогущему, просьба о помощи. Его сегодняшние противники, скорее всего, прямо сейчас возжигали собственные молитвы. Как Всемогущий решал, кому помочь?

«Не могу поверить, – подумал Адолин, поднимая голову, когда окончилась молитва, – что он способен даровать победу тем, кто служит Садеасу, пусть и не напрямую».

– Я переживаю, – сказала Навани.

– Отец думает, план должен сработать, и Элокару все очень понравилось.

– Элокар иногда поддается эмоциям, – возразила Навани, скрестив руки и наблюдая, как сгорают остатки охранного глифа. – Условия все меняют.

Условия – обговоренные с Релисом и произнесенные перед верховной судьей чуть раньше – заключались в том, что сражение должно было идти до того момента, пока одна из сторон не сдастся, а не до того, как будет разбито определенное количество броневых пластин. Это означало, что, даже если Адолин сумеет победить одного из противников и заставить его признать поражение, другой сможет продолжить битву.

И еще это означало, что принц не должен был прекращать сражаться, пока не убедится, что его превзошли.

Или пока не лишится возможности сражаться.

Подошел Ренарин, положил руку Адолину на плечо.

– Я думаю, план хорош, – сказал он. – У тебя все получится.

– Они попытаются тебя сломить, – добавила Навани. – Потому и настояли, чтобы битва шла до признания поражения. Тебя попытаются искалечить.

– На поле боя все обстоит так же, – напомнил он. – А в нашем случае они не станут меня убивать. Я им лучше пригожусь в качестве наглядного урока с омертвелыми ногами, но не в качестве кучи пепла.

Навани закрыла глаза, тяжело вздохнула. Она побледнела. Адолину на миг показалось, что его мать снова с ним. На краткий миг.

– Убедись, чтобы у Садеаса не осталось никаких лазеек, – сказал Ренарин, когда вошли оружейники с осколочным доспехом Адолина. – Когда ты бросишь ему вызов и загонишь в угол, он попытается уйти. Не позволяй ему этого. Кинь его на песок и отколошмать как следует, брат.

– С удовольствием.

– Итак, ты курятину ел? – спросил Ренарин.

– Две тарелки, с карри.

– Мамина цепочка?

Адолин сунул руку в карман.

Потом в другой.

– Что? – Пальцы Ренарина на плече брата напряглись.

– Я мог бы поклясться, что взял ее с собой.

Ренарин выругался.

– Наверное, осталась в моей комнате, – сказал Адолин. – В военном лагере. На столике. – Если он не схватил ее и не потерял по дороге. «Вот буря!..»