Читаем Слова. Том II. Духовное пробуждение полностью

Надо выучиться радоваться, подавая. Человек занимает верную позицию, если он радуется, подавая. Он «подключён» тогда ко Христовой «сети» и имеет божественную радость. Радость, которую он испытывает, раздавая что-то или в чём-то помогая, содержит в себе Божественный «кислород». Но когда человек радуется тому, что он принимает, или тому, что другие жертвуют собой ради него, то в его радости есть зловоние, удушье. Люди, которые, не принимая в расчёт своё «я», отдают себя другим, будут очень скоро судить нас. Какую же радость испытывают они! Им покровительствует Христос. Но большинство людей радуется, принимая. Они лишают себя божественной радости и потому испытывают муку. Христос приходит в умиление, когда мы любим нашего ближнего больше, чем себя, и исполняет нас божественным веселием. Смотри, Он не ограничился заповедью Возлю́биши бли́жнего своего́, я́ко сам себе́, но принёс Себя в жертву за человека.

Сребролюбец собирает для других

– Вот, геронда, два маленьких братишки: младший раздаёт, а старший нет.

– Пусть родители выучат и старшего находить сладость в даянии. И если старший потрудится над этим, то он получит воздаяние большее, чем младший, дающий по своей природе, и станет лучше его.

– Геронда, как избавиться от сердечной стеснённости, которая мешает нам давать что-то другим?

– Ты что же это, скряга?! Вот я тебя! Выгоню! И на послушании, например, если ты трудишься в архондарике[107], то сразу на будущее возьми себе благословение раздавать (чтобы не испрашивать каждый раз вновь). Видишь, сколь независтно Бог подаёт всем Свои благословения? А если не привыкнуть давать, то потом приучаешься к скупости и дать что-то другому уже нелегко.

Сребролюбец – это копилка, он собирает для других. Таким образом он теряет и радость даяния, и воздаяние божественное. «Что ты их копишь? – спросил я как-то одного богача. – Обязательств у тебя нет. Что ты с ними будешь делать?» – «Когда умру, – отвечает он, – здесь останутся». – «А я, – говорю ему, – даю тебе благословение взять всё, что накопишь, с собой на тот свет». – «Здесь, – говорит он, – здесь останутся. Если умру, то пусть другие их разберут». – «Здесь-то, – говорю, – они останутся. Но задача в том, чтобы ты раздал их своими руками сейчас, пока ты жив!» Нет человека глупее, чем многостяжатель. Он постоянно собирает, постоянно живёт в лишении и в конечном итоге на все свои сбережения покупает себе вечную муку. Многостяжатель дошёл до последней степени глупости, потому что он не даёт другим материальные блага, тонет в них и теряет Христа.

Над скрягой смеются люди. Был один помещик, очень богатый: и земли имел в одной области, и апартаменты в Афинах, но уж очень он был скуп. Однажды он сварил для рабочих, которые трудились у него на полях, кастрюлю фасолевой похлёбки, жидкой-прежидкой. А в те времена несчастные работники начинали трудиться с утра, с восхода солнца, и заканчивали на закате. В полдень, когда они присели отдохнуть, хозяин опростал похлёбку в большой противень и позвал их обедать. Бедняги рабочие расселись вокруг, начали есть: то какую фасолину подцепят ложкой, а то одну жижу! А один из этих рабочих здорово умел поддеть. Откладывает он ложку, отходит в сторонку, снимает башмаки, носки и делает вид, что хочет забраться с ногами в противень с похлёбкой. «Ты чего делаешь?» – спрашивают его остальные. «Да вот, – говорит, – хочу залезть внутрь, поискать, может быть, нашарю какую-нибудь фасолину!» Таким вот скрягой был этот несчастный помещик. Поэтому в тысячу раз предпочтительнее, если человеком овладеет расточительность, чем скупость.

– Скупость, геронда, это болезнь.

– Очень страшная болезнь! Нет болезни страшнее, чем овладевшая человеком скупость. Бережливость – это дело хорошее, но надо быть внимательным, чтобы диавол потихоньку не овладел тобой с помощью скупости.

– А некоторые, люди геронда, от скупости остаются голодными.

– Разве только лишь голодными? Был один богатый торговец, держал большой магазин, а сам разрезал перочинным ножиком спички на три части. А у другой большой богачки была сера, так она всегда держала горящие угли и, чтобы развести огонь, зажигала серу от углей, чтобы не потратить ни спички. А сама имела дома, земли, богатое состояние.

Я не говорю, что надо быть транжиром. Но транжир, если у него что-то попросишь, по крайней мере, даст тебе это легко. Скряга же пожалеет дать тебе что-либо. Однажды две соседки, домашние хозяйки, завели беседу о салатах, об уксусе, и в разговоре одна из них говорит: «У меня есть очень хороший уксус». Прошло какое-то время, и другой бедолажке понадобилось немного уксуса. Пошла она к соседке с просьбой, а та ей в ответ: «Послушай-ка, милая, ведь если бы я свой уксус раздавала, то он бы у меня и по семи лет не водился!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Соборный двор
Соборный двор

Собранные в книге статьи о церкви, вере, религии и их пересечения с политикой не укладываются в какой-либо единый ряд – перед нами жанровая и стилистическая мозаика: статьи, в которых поднимаются вопросы теории, этнографические отчеты, интервью, эссе, жанровые зарисовки, назидательные сказки, в которых рассказчик как бы уходит в сторону и выносит на суд читателя своих героев, располагая их в некоем условном, не хронологическом времени – между стилистикой 19 века и фактологией конца 20‑го.Не менее разнообразны и темы: религиозная ситуация в различных регионах страны, портреты примечательных людей, встретившихся автору, взаимоотношение государства и церкви, десакрализация политики и политизация религии, христианство и биоэтика, православный рок-н-ролл, комментарии к статистическим данным, суть и задачи религиозной журналистики…Книга будет интересна всем, кто любит разбираться в нюансах религиозно-политической жизни наших современников и полезна как студентам, севшим за курсовую работу, так и специалистам, обременённым научными степенями. Потому что «Соборный двор» – это кладезь тонких наблюдений за религиозной жизнью русских людей и умных комментариев к этим наблюдениям.

Александр Владимирович Щипков

Религия, религиозная литература
История Христианской Церкви
История Христианской Церкви

Работа известного русского историка христианской церкви давно стала классической, хотя и оставалась малоизвестной широкому кругу читателей. Ее отличает глубокое проникновение в суть исторического развития церкви со сложной и противоречивой динамикой становления догматики, структуры организации, канонических правил, литургики и таинственной практики. Автор на историческом, лингвистическом и теологическом материале раскрывает сложность и неисчерпаемость святоотеческого наследия первых десяти веков (до схизмы 1054 г.) церковной истории, когда были заложены основы церковности, определяющей жизнь христианства и в наши дни.Профессор Михаил Эммануилович Поснов (1874–1931) окончил Киевскую Духовную Академию и впоследствии поддерживал постоянные связи с университетами Запада. Он был профессором в Киеве, позже — в Софии, где читал лекции по догматике и, в особенности по церковной истории. Предлагаемая здесь книга представляет собою обобщающий труд, который он сам предполагал еще раз пересмотреть и издать. Кончина, постигшая его в Софии в 1931 г., помешала ему осуществить последнюю отделку этого труда, который в сокращенном издании появился в Софии в 1937 г.

Михаил Эммануилович Поснов

Религия, религиозная литература