Словарь Ламприера

Вокансон сосчитал, сколько зим миновало с той ночи: семнадцать. Они втащили индуса в карету. Вокансону запомнилось повернутое к нему длинное лицо. Они отвезли его в Англию. Из Дувра — в столицу, а после, через потайные шахты и туннели, Вокансон доставил его сюда, в свою мастерскую, заваленную серебряной проволокой, медными стержнями, креплениями, регуляторами, крохотными храповиками и сетчатыми цепочками, инструментами часовщика и хирурга. Уединившись здесь, в одном из самых дальних закоулков Зверя, Вокансон, не теряя времени, надрезал индусу пальцы и вставил в них блестящие стальные стержни, а под кожу на лице поместил перфорированную пластину. Весь пол был залит жижей, руки Вокансона были по локоть в крови. Он заглянул в глаза индусу и увидел, как в оболочку человека проникает машина с ее шестеренками и крошечными винтиками, автоматическими разгибателями и сенсорами. Лицо приобрело выражение нечеловеческого спокойствия: это было спокойствие Нулевой Точки.

Затем он опустил крышку черепа, и стальная пластина вгрызлась в мозговые ткани, отсекая одни связи, освобождая другие, вводя совсем новые, одновременно возвращая к жизни временно угасшее сознание, находя нужные точки в коре мозга и укалывая их стальной иглой. Веки то поднимались, то опускались, отвечая на колебания игл; из разрозненных нейронов складывались циклы обратной связи и нервные узлы; творение Вокансона зависло где-то между «точкой 0» и «точкой 1», между жизнью и нежизнью, человеком и нечеловеком; но иглы продолжали двигаться, проникая все глубже, и вот наконец открылся рот, и новое существо произнесло свое первое слово — последний мостик, связывающий его с жизнью, которая теперь сведется только к пассивным воспоминаниям.

— Бахадур, — проскрипел человек-машина.

Вот так он поступил с последним «эмиссаром» наваба. Той ночью в Париже Жак выбрался из борделя с красными от бессонной ночи глазами и с тем пьяным простофилей, последним из Ламприеров, которого он таскал за собой, играя в опасную игру. И кому пришлось расхлебывать последствия этой нелепой игры семнадцать лет спустя? Кто в этой мастерской корпел столько месяцев над воющими зубастыми псами, заменяя их врожденные инстинкты и благоприобретенные пристрастия точной программой, вживляя в их мозги петли из серебряной проволоки и стальные волокна, чтобы они знали озеро и хозяина, чтобы не тронули голую девчонку и парня, прятавшегося в кустах? Кто превратил преданность домашней собаки в дикие волчьи инстинкты, чтобы его творения разорвали на части Шарля Ламприера?

Впрочем, эти собаки не были совершенством. Кастерлей перестрелял их, и правильно сделал. Но Бахадур, его раннее, более драгоценное создание, — это было нечто совсем особенное: в нем поддерживалось тонкое равновесие между необходимыми человеческими воспоминаниями и механизмом, сотворенным с помощью винтовой нарезки, скальпеля и пилы. Они отправили ассасина обратно к его хозяину, навабу. Это была настоящая бомба со стальным остовом под кожей и смертельным спусковым механизмом: теперь тот, кто послал этого человека в Париж, чтобы уничтожить своих врагов, сам падет его жертвой. Жужжание миллиардов крошечных переключателей, которые щелкнут перед тем, как нанести окончательный удар, а потом — тишина! Ничто.

Однако они потеряли его. После того как он вернулся к своему хозяину, они не имели о нем никаких сведений. Наваб продолжал свои делишки в прежнем духе. И вот теперь в городе находился преемник Бахадура, куда лучше подготовленный к своей задаче. Он был более опасен, чем Бахадур; для такого случая и существовал сын Шарля Ламприера.

Вокансон обернулся и обвел взглядом ряды человекообразных существ. В тусклом свете можно было различить стальные пластины, увешанные гирляндами проволоки, медные и цинковые узелки, переплетения металла с другими материалами. Руки и ноги — простые стержни на шарнирах, медные черепа, вместо глаз — линзы, соединенные с грубыми фоточувствительными пластинками, вмонтированными под металлической решеткой ребер. Потом появится глиняная плоть. Потом — немного амальгамы, и можно отправлять их на фабрику под видом садовых статуй. Тут Вокансон с отвращением вспомнил, как у де Виров ему пришлось вручную тащить через заросли к болоту расплавленный металл и сифон под видом дренажных приспособлений. Подумать только, дренажные приспособления! Безусловно, на фабрике Коуда были хоть какие-то условия, к тому же там все уже куплены и используются по назначению, но все же…

Вокансон снова оглядел свою мастерскую. Из полумрака на него безмолвно таращились автоматы. Он знал, что они погружены в свои грезы. Вокансон вздрогнул. Основные последовательности реакций выключить было невозможно; нужны раздражители.