Словарь Сатаны

В полумиле от жилья Джо Данфера, на пути от Хаттона к Мексиканскому холму, дорога некоторое время идет по темному оврагу, склоны которого словно хранят некую тайну, которую могут открыть только в свое время. Когда бы я там ни ехал, всегда поглядывал то в одну, то в другую сторону в надежде, что наступило время откровений. Если я не видел ничего особенного — а так всегда и было, — то не расстраивался, потому что понимал: раскрытие тайны откладывается по каким-то важным причинам, знать которые мне не дано. То, что в один прекрасный день я все узнаю, не вызывало у меня никаких сомнений, как не вызывало сомнений существование Джо Данфера, чьи владения разрезал овраг.

Говорили, что когда-то Джо построил хижину в отдаленном уголке низины, но по неизвестной причине забросил ее и возвел нынешний дом-гермафродит (наполовину жилище, наполовину бар) у дороги, на самом конце своей земли, словно хотел показать, как круто он изменил свои намерения.

Джо Данфер, или, как фамильярно называли его соседи, Джо-Виски, был не последней персоной в этих краях: мужчина лет сорока, высокий, с копной спутанных волос, измочаленным лицом, грубыми руками и жилистыми кистями, похожими на связки тюремных ключей. Волосатый и сутулый, он вызывал представление о существе, которое вот-вот набросится на что-то и разорвет в клочья. Помимо пристрастия, благодаря которому он получил свое прозвище, другой характерной особенностью мистера Данфера была его глубокая неприязнь к китайцам. Однажды я видел, как страшно он разозлился, когда один из его пастухов позволил изнемогавшему от жары бродяге-азиату утолить жажду из поилки для лошадей впереди той части дома, где располагался бар. Я осмелился слегка упрекнуть Джо за такое нехристианское поведение, но он только ответил, что в Новом Завете нигде не говорится о китайцах, и отошел, чтобы сорвать остатки злости на своей собаке, чьи родичи также не упоминаются в Священном Писании.

Через несколько дней, застав его одного в баре, я осторожно вернулся к прежней теме, и, к моему облегчению, обычно суровое выражение его лица заметно смягчилось, став, как мне показалось, несколько снисходительным.

— Вы, молодежь с северо-востока, — сказал он, — слишком добренькие для наших мест, вам нас не понять. Люди, не знающие никого из Канака[57], могут позволить себе всякие либеральные идеи относительно китайской иммиграции, но у того, кому приходится бороться за место под солнцем с множеством беспородных азиатов, нет времени на подобные глупости.

И этот долговязый домохозяин, ни дня, возможно, честно не проработавший, открыл пружинящую крышку китайской табакерки и выудил оттуда большим и указательным пальцами понюшку табаку размером с маленькую копенку сена. Держа это поддерживающее силы средство на должном расстоянии, он с удвоенным пылом продолжил:

— Прожорливая саранча, вот кто они, если хотите знать, и эта саранча набрасывается на все стоящее в нашей благословенной стране.

Тут он сунул табачную заготовку в соответствующую брешь, и когда механизм для издавания звуков вновь освободился, возобновил свою эмоциональную речь:

— Пять лет назад на моем ранчо работал один из них, я расскажу, и вы сами все поймете. Тогда мне не очень везло — я пил виски больше, чем надо, не задумывался о своем долге американского патриота и взял этого язычника в повара. Но когда я обратился к вере на Мексиканском холме и меня собрались выдвинуть в законодательный орган штата, я прозрел и увидел свет. Но что мне было делать? Прогнать слугу? Тогда его взял бы на работу кто-то другой, а будет ли он с ним хорошо обращаться? Что мне было делать? Как поступил бы добрый христианин, особенно новоиспеченный, напичканный мыслями о братстве людей и покровительстве Бога?

Джо остановился, ожидая моей реакции, на его лице блуждало выражение не вполне полного удовлетворения, как у человека, решившего проблему сомнительными средствами. Он встал, выпил стакан виски из полной бутылки на прилавке и продолжил рассказ:

— Кроме того, он никуда не годился — ничего не знал, а уж изображал из себя… Все они такие. Я пытался его приструнить, но он упрямо гнул свою линию, и я, подставив щеку семьдесят семь раз, в конце концов смухлевал и сделал так, чтобы он не коптил небо вечно. И счастлив, что у меня хватило мужества пойти на это.

Радостное возбуждение, в которое я почему-то не верил, Джо щедро и нарочито разухабисто залил виски.

— Лет пять назад я сколачивал себе избушку. Не здесь, где построен этот дом, а совсем в другом месте. Я поручил рубить деревья этому А Уи и низкорослому парнишке по имени Гофер, не надеясь, что от А Уи будет большая польза: ведь лицо у него было красиво, как июньский день, глаза большие и черные — других таких дьявольских глаз, может, и не найти в наших местах.

Нанеся своей речью основательный выпад против здравого смысла, мистер Данфер бросил рассеянный взгляд на сучковое отверстие в дощатой перегородке, отделявшей бар от жилой части дома, словно оттуда мог смотреть тот, чьи глаза — размером и цветом — делали его неспособным выполнять хорошую работу.