1. 26 кг серебра
2. Гарем, который скифы хоронили вместе с его владельцем
3. Амфора с вином
Не проведёшь на мякине
1. Шелуха
2. Лежалый товар
3. Комки шерсти
В церковных текстах она зовётся «плевела». «Отделить зёрна от плевел» – то есть, важное от неважного. Наш праязык аранжировал слово по-своему («полова»), расшифровал как «сорняк» и придумал глагол «прополоть».
Кстати, целиком фразеологизм звучит так – «старого воробья на мякине не проведёшь». При чём тут воробей? А при том, что хлебные поля – его главная кормушка. И, хотя у воробья глаз устроен так, что весь мир видится ему в розовом свете, уж зерна от трухи он отличит. Но свой хлеб птица клюёт не зря. В чем и убедились китайцы. В 1958 году они уничтожили воробьёв, и результатом стал страшный голод – весь урожай сожрали саранча и гусеницы.
Большая шишка
1. Плод сосны
2. Вздутие от удара
3. Передовой бурлак
Помните картину Репина «Бурлаки на Волге»? Очевидно, что в упряжке все, кроме первого, тянут свою лямку с трудом. Хотя на нём, как на вожаке, основная нагрузка. Но на место «большой шишки» и выбирался самый крупный и мощный человек. А ещё он должен был знать много песен и иметь лужёную глотку, чтобы пением задавать ритм и подбадривать сотоварищей.
Таких богатырей, способных без устали тащить против течения пароходы и баржи, да ещё и с песней, ценили и уважали. За ними гонялись наниматели, их миска всегда наполнялась до краёв. Они, безусловно, были важными персонами.
Между прочим, Репин слегка приукрасил реальность – его бурлаки тянут бечеву по ровному берегу. Прямо курортный пляж. Но ни от кустов, ни от камней бечёвник (так называлась бурлацкая тропа) никто не расчищал. Запретили бурлацкий труд только в 1929 году.
Затрапезный вид
1. Торговая марка
2. Кормушка в свинарнике
3. Тележка старьёвщика
Мануфактура купца Ивана Затрапезникова всё восемнадцатое столетие заваливала Россию «пестрядью» – грубой копеечной тканью из конопли и льна. Из неё шили тюфяки, наволочки, ею обивали мебель. Это кто побогаче. А кто победней, шил из «пестряди» одежду, легко узнаваемую по синим полоскам. И про человека в ней всё сразу становилось понятно – голь перекатная.
За век фамилия мануфактурщика превратилась в бренд, а бренд – в имя нарицательное для любого заношенного, непрезентабельного тряпья. Как же переменчив мир! Сегодня устриц, пищу рыбаков и матросов, подают в дорогих ресторанах, танго, рождённое в бедных кварталах Буэнос-Айреса, танцуют в респектабельных клубах, а в шмотках из конопли и чистого льна красуются селебрити и манекены в бутиках.
Пушкин, Гоголь и другие неофициальные лица
Исторические миниатюры
Николай Васильевич приехал в Петербург наниматься в чиновники. О литературе, как о деле жизни, девятнадцатилетний парубок и не помышлял. Писатели, и особенно Пушкин, представлялись ему кем-то вроде серафимов: в руках – цевница, за спиной – крылья, на устах – откровения. Правда, в дорожном сундуке среди вещей притаилась поэма «Ганс Кюхельгартен», идиллия с романтическим героем и пасторальной любовью. Но кто в юности не грешил рифмоплётством?
Однако, едва оправившись от дорожной простуды, молодой человек отправился на поклон к Александру Сергеевичу. На всякий случай с поэмой за пазухой. В кондитерской, возле дома поэта, опрокинул для храбрости рюмку ликёра, позвонил в дверной колокольчик, услышал от слуги, что барин в столь поздний час ещё почивают, благоговейно предположил: «Верно, всю ночь работали?». И был ошарашен ответом: «Как же… работали! В карты играли».