Словацкая новелла

— Ты не поехал встречать Петера? — спросила ты, и я ответил, что приехал за тобой, мы заедем за Магдой и вместе отправимся на вокзал. Ты молчала.

— Хочешь играть роль миротворца? — с многообещающей улыбкой произнесла ты, и я просил у тебя прощения. Ты пристально, расширенными глазами посмотрела на меня.

— Что я тебе должна прощать? — недоумение в твоих глазах перешло в подозрительность. Ты встала, заложила руки за спину и чуточку наклонила голову к правому плечу. — Что я должна прощать? Не понимаю. Чего ты, собственно, от меня хочешь?

Голос у тебя был настойчивый, и мне казалось, что в нем слышится страх. Но перед чем?

Я начал как-то путано объяснять все, что передумал о тебе, и снова просил прощения за то, что не понимал тебя, говорил, что это моя вина, но ты перебила меня с каким-то странным выражением лица.

— Оставь, я понимаю, в чем дело, — прошептала ты, — каждый день думаю об этом.

Сначала мне показалось, что ты улыбаешься, но потом ты побледнела и так сжала губы, что их почти не было видно.

— Знаешь ли… — со вздохом перебила ты сама себя, оглянулась вокруг и как бы на что-то решилась: — Почему ты просишь у меня прощения? — Ты подошла ко мне. — Хочешь, чтобы я простила? Серьезно хочешь? Но ведь это смешно, почему ты взваливаешь на себя ответственность за то, к чему никакого отношения не имеешь?

Глаза у тебя были такие, как утром при пробуждении.

— Хочешь просьбой о прощении унизить меня. Хочешь победить то, что не стоит затраты усилий? Ты своей просьбой унижаешься передо мной. Мне нечего тебе прощать, ты должен был бы презирать меня, но ты не умеешь никого презирать, и потому я делаю это иногда вместо тебя.

Я стоял возле тебя и все-таки не чувствовал твоего дыхания; твой голос становился таким сдержанным и холодным, будто ты можешь в любой момент умолкнуть или раскричаться.

— Если уж кто-нибудь виноват, так это я. Виновата в том, что никогда не пыталась подойти ближе к тебе. Я хотела тебя постоянно видеть, чтобы никогда не надо было приближаться к тебе. Но откуда я могла приближаться, если у меня не было своего места? А ты так много ожидал от меня. Столько хотел, потому что сам давал и что-то делал! Ты постоянно что-то делал, а я все ждала, что вот-вот начну. Уговаривала себя, что начну делать что-то одно, определенное. Но все никак не могла решить, что именно. Понимаешь? Просто что-то такое, что заполнило бы меня! Всю жизнь хотела что-нибудь делать, а была только твоей женой! Поверь мне, хотела что-нибудь делать, но все ждала, чтобы кто-то объяснил мне самое основное… Твое я принять не могу и потому не спускалась из своей пустоты к тебе… а к тому еще выжидала того, что ты предпримешь! Но никто ничего мне не говорил. Я знала, что люди целуются, что существует это самое… ну, любовь… влажные губы… понимаешь меня? Все это тоже казалось мне загадочным. Когда я была маленькой, крыши как-то показались мне похожими на клубничное повидло — было это во время заката, перед дождем. И я спросила маму, почему крыши похожи на клубничное повидло… Я хорошо помню, как мама рассмеялась, а потом пошел дождь, и я решила про себя, что когда буду большая, убью дождь… Сама не знаю, почему все это сейчас рассказываю тебе, но ведь это было когда-то, было, и я все время вспоминаю об этом. Я уже тогда чувствовала, что живу как-то непостижимо и ничего не понимаю.

Тогда я тебя обнял. Кажется, сказал, что «понимаю тебя». Ты улыбнулась, погладила мои волосы, и я ушел…

Потом тебе сказали, что это был инфаркт. Но от этого ничего не меняется. Потому что оба мы — не желая этого — жили жизнью мертвецов. Каждый из нас избавляется от одиночества в той мере, в какой избавляет от него других, но мы не были способны на это.

Не знаю, что привело тебя на завод. Возможно, одиночество. Ты никогда не проявляла сильного стремления объединить свою судьбу с судьбой других людей. Но сейчас, когда над Нижней рассветает и ты идешь на работу, то думаешь обо всех, с кем ежедневно встречаешься, и как бы оживаешь в их судьбах, потому что они походят на твою судьбу. У тебя есть близкие, над которыми разлилась такая же тишина, как над тобой. Эту тишину ты ощутила, когда тебе сообщили о моей смерти. С тех пор ты догадываешься, даже убеждена, что все мы тесно связаны друг с другом, идем плечом к плечу.

Перевод Р. Разумовой.

Магда Матуштикова

НЕЛАКИРОВАННОЕ СЕРДЦЕ

Как-то раз около полудня я вместе с инженером Толнайем возвращалась с совещания. Часть пути мы прошли стороной, как раз там, где должны были возводить мост и прокладывать трубопровод. На этом участке застопорилось рытье котлована, и инженер хотел разобраться, в чем, собственно, причина.

Солнце пекло немилосердно, а мы с Толнайем перескакивали через ямы, взбираясь на груды земли, выброшенной на поверхность. Багровое лицо инженера заметно мрачнело. И вдруг откуда-то с высоты — среди невообразимого пекла раскаленной полуденным зноем ложбины — загремел чей-то голос.

— Янко, черт тебя подери, ну погоди же, я вот жене твоей доложу.