— Куда ведет эта тропинка? — спросил я.
— Не знаю, — ответила Яна, но мы все же пошли по ней.
Тропинка была крутая, и я схватил Яну за руку. Большие мудрые деревья серьезно покачивали кронами, ветки хлестали нас по лицам. Мы подошли к сложенным бревнам, сели на них и стали болтать ногами, как дети. Потом мы отправились еще дальше, пока не вышли на луг. Здесь сразу же нас ослепило солнце; от земли поднималось приятное тепло. Мы сели на землю. Не знаю даже, как и получилось, но я обнял ее за плечи, теребил пальцами ее волосы и приговаривал: «Милая моя, растрепанная головка». И еще что-то, чего уже я не помню. Помню только, что она была совсем близко, что стебли трав возвышались над нами, как небоскребы, и качались от слабого дуновения ветра и над нами синело небо — такое божественно-синее, как сказал бы Дежо Выдра, а на небе — ржавое солнышко…
В общежитие я вернулся уже вечером. К ней мы в тот день так и не пошли. С того дня я ждал каждый вечер ее за деревней. Она ходила в колхоз за молоком, приходила и уходила, но больше приходила — с каждым днем она была на несколько шагов ближе ко мне. По деревне я мог идти только рядом с ней, но, миновав последний сад, она перекладывала в другую руку маленький бидон из какой-то синтетики и мы долго целовались, если не появлялся автомобиль или мотоцикл. Однажды я проводил ее до дома, и она затащила меня к себе.
— Это он, мама, — представила она меня, — ты его помнишь?
Я смутился: ждал, что увижу высокую строгую даму — во всяком случае, такой она осталась у меня в памяти, — но увидел маленькую сгорбленную старушку с платком на голове. Я не сразу понял, что не она стала меньше, а просто я вырос.
— Ну, конечно, помню, — сказала она. — Куда это я дела свои очки? Без них и шагу не могу ступить. Батюшки, да кто ж его узнает, ведь он так вырос, и еще как! Если б я его встретила, наверняка не узнала бы. Ох, летит время, летит… Сколько прошло лет?..
— Садись, — предложила мне Яна.
— Янка, принеси ту малину, которую собрала пани Сабинова. Малина в чулане на полочке!
— Пани Сабинова ходила по малину и всю отдала Янке, — объяснила она, обращаясь ко мне, — говорит, у них некому ее есть, сын на военной службе, ну и принесла Янке, как будущей невестке, — она ее словно дочь любит. Подумать только, как бегут годы, но девушку это не должно огорчать — у нее еще есть время, может еще и другого найти. Хотя он и хороший парень, и получает неплохо, но работает простым ремонтником… Я ей и говорю: подумай, девочка, ведь это на всю жизнь, право, на всю жизнь, нужно хорошенько все взвесить, чтобы потом не жалеть…
— Вот малина, — сказала Яна. — Она тебе понравится, посыпь только сахаром, вот ложка.
— Спасибо, — пробурчал я. — Мне больше нравится так…
— И я больше люблю так… — сказала Яна и набила полный рот малиной.
— Нравится? Возьмите, пожалуйста, еще! — предложила мать.
— Правда, — подтвердила Яна, — возьми еще!
На больших ходиках раскачивался маятник: тик-так, тик-так, — они идут на шесть минут вперед. Откуда-то прибежала маленькая черная кошка, вертится, хвост трубой и чего-то у меня просит — тик-так, тик-так, — мне, пожалуй, надо идти. Правда, все равно опоздаю на вечернюю поверку. Ну, не торопитесь, пожалуйста, еще малины… Нет, в самом деле нет, мне пора! До свиданья! До свиданья, и приходите к нам, пока будете здесь работать! Право же, съешьте еще малины…
— Я тебя провожу немного, — сказала Яна.
Мы шли по тропинке.
— Здесь мы собирали малину, — сказал я немного погодя.
— Угу.
— Так ты выходишь замуж?
— Угу.
— Почему ты мне об этом не сказала?
Она смущенно на меня посмотрела и остановилась.
— Ну, мне пора возвращаться.
Дальше я пошел один. Вдоль тропинки было много малиновых кустов. Но малина была вся обобрана.
На другой день я вызвался ехать без колебаний. Больше никто не вызвался. Наконец согласился еще Эдо Гаммер, и то после моих уговоров. Мы взяли самое необходимое и сели на грузовую машину. Остальные нам махали руками, пока мы не скрылись за поворотом. Мы ехали почти два часа.
Останемся здесь на несколько дней, может, на неделю. Только мы двое. Будем жить в покосившемся деревянном бараке, в котором нет уже половины стекол. Мы должны помогать при изготовлении плит для нашего забора. Кроме нас, здесь работают еще двое. Это пожилые люди. Они работают не спеша. Один из них то и дело прикладывается к поллитровке, другой все время смотрит, сколько мы сделали, и при этом читает нам примерно такие стишки: