Словесное древо

на помосте, в дикую краску крашенном, дитина, годов этак под тридцать, с питерским

пробором, задом же ядрен и сочен, с лица маслен и с геенским угольком на губах.

- Я, - говорит, - в Ерусалиме был и сам видел четыре гвоздя, да в Успенском соборе

четыре, да в Казанском гвоздь, да в Киеве полтора, а всего-навсего двадцать с

половиной - ими был прибит ко кресту Исус Христос. А товарищи мои насчитали

таких крестных гвоздей в Крыму до десятка, да в Костроме пару, а если в плоть

Христову все эти гвозди вбить, то счет им звериный — сорок два (666).

Дрогнул я, дрогнул и мужик рядом меня, благовестнику внимающий, и ребеночек у

женки сухонькой, бескровной, в беремени петушком пискнул.

91

Больно... больно стало народушку - пречистому телу Христову. На небе же

облачные персты начертали тонкий измарагдовый крест.

И крест осенил народ: коперщиков, тесовозов, бедноту лачужную. В солнце же

родимом, олонецком, ясно узрелся серафим трепыхающий, певчий-Христос воскресе

из мертвых, Смертию смерть поправ И сущим во гробех Живот даровав.

Обсчитался товарищ.

Не сорок два гвоздя крестных, а миллионы их в народно-Христо-вую плоть вбито.

Знает это русский народ доточно без крикливой бумаги на заборе, без географии с

арифметикой.

Обуян он жаждой гвоздиной, горит у него ретивое красным полымем. Потому и

любо народушку, если чьи умственные руки гвоздь почтут; к примеру, в Успенском

соборе, в ковчежце филигранном оберегают.

Христова плоть — плоть народная, всерусская, всечеловеческая. Сорок же два

гвоздя — это шило, которое в мешке не утаишь. И как ни вертись и языком ни

блудословь, всё равно никого не проведешь.

Слышит олонецкое солнышко, березка родимая, купальская, что не гвозди, а само

железо на душу матери-земли походом идет.

Идолище поганое надвигается, по-ученому же индустрия, цивилизация пулеметная,

проволочная Америка.

Больно народушку, нестерпимо тошно... Доходят проклятые гвозди до самой

душеньки его.

Если же сие потайное народное чувство детиной с угольком на губах и с

леворвертом у пояса удостоверить, то всё до донушка станет понятно:

На младенца-березку, На кузов лубяной, смиренный. Идут Маховик и Домна

-Самодержцы Железного царства. Господи, отпусти грехи наши! Зяблик-душа голодна

и бездомна, И нет деревца с сучком родимым, И кузова с кормом-молитвой.

Христа-Спасителя последняя завалящая бабенка знает лучше, чем Толстой с

Ренаном.

Носит Его язвы на себе.

И гвозди Его.

Тайна сия велика есть.

Христос и завалящая бабенка — это сладчайший жених и невеста преукрашенная.

Да будут два — в плоть едину.

Христос — свете истинный совокупился с Россией, проспал ночь с нею, даже до

часу девятого.

И забрюхатела Россия Емануилом, Умом Недоуменным, Огненным безумием, от

пламени которого, как писано: «Старая земля и все дела ее сгорят».

И явится Новое небо и Новая земля.

И не будет ничего проклятого.

Спасенные народы будут ходить во свете.

Россия на сносях.

«Остатнюю четверть ходить», — как говорят мужики.

Уже начались «схватки» роженичные, ярые муки. По газетам же, Колчак с

Деникиным наступают, Англичанка с Америкой злоумышляют...

Русский народ! Скоро бабка-пупорезка, повитуха Богоданная, добрым грубым

голосом тебя с «Новорожденным» поздравит.

Зовут бабку Вселенная, по батюшке Саваофовна!

92

Родится Чадо посреди седми светильников стоящее, облеченное в подир, и по

персям опоясанное золотым поясом.

Глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень

огненный.

И ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос Его, как шум вод

многих.

Он держит в деснице Своей седм звезд, и из уст Его выходит острый с обеих сторон

меч, и лицо Его, как солнце, сияющее в силе своей.

И когда ты, русский народ, увидишь Его, то падешь к ногам Его, как мертвый. И Он

положит на тебя десницу Свою и скажет тебе: «Не бойся, Я есмь первый и последний,

и живый, и был мертв, и се жив во веки веков!»

Сорок два гвоздя - шило в мешке, свидетельство ран воскресных.

<1919>

САМОЦВЕТНАЯ КРОВЬ

Недостаточно откинуть ложную веру, т. е. ложное отношение к миру, нужно еще

установить истинное.

Лев Толстой

Ты светись, светись, Исусе, Ровно звезды в небесах, Ты восстани и воскресни Во

нетленных телесах.

Из песен русских хлыстов

Почитание нетленных мощей, составляющее глубокую духовную потребность

древних восточных народов, и неуследимыми руслами влившееся в греческую, потом и

в российскую Церковь, утратило в ней характер гробопоклонения, - обряда с

привкусом мясной лавки, отчего не могла быть свободна восточная чувственность, как

только встретилась с однородным учением «о нетленной мощи», которое, наперекор

тончайшим естественным наукам, маковым цветом искрится в нутрах у каждой

рязанской или олонецкой бабы. Что же это за нетленная мощь? На такой вопрос

каргопольская баба ответит следующее: «Мы (т. е. бабы, женщины, уж так мы

устроены) завсегда "в немощи", а в скиту "мощи", — приложися не к худу: — как в

жару вода». Если такой ответ переложить на пояснительный язык, то ус-лышится вот

что:

Три или четыре столетия тому назад, в известной среде жил человек, который

умственно был выше этой среды, был благ, утешен, мудр, обладал особым