Словесное древо

бед и непогодиц избами, дотуга набитыми ссыльными. Есть нечего, продуктов нет или

они до смешного дороги. У меня никаких средств к жизни, милостыню же здесь

подавать некому, ибо все одинаково рыщут, как волки в погоне за жраньем. Подумай об

этом, брат мой, когда садишься за тарелку душистого домашнего супа, пьешь чай с

белым хлебом! Вспомни обо мне в этот час — о несчастном — бездомном старике-

поэте, лицезрение которого заставляет содрогнуться даже приученных к адским

картинам человеческого горя спец-переселенцев. Скажу одно: «Я желал бы быть

самым презренным существом среди тварей, чем ссыльным в Колпашеве!» Небо в

лохмотьях, косые, налетающие с тысячеверстных болот дожди, немолчный ветер — это

зовется здесь летом, затем свирепая 50-градусная зима, а я голый, даже без шапки, в

чужих штанах, потому что всё мое выкрали в общей камере шалманы. Подумай,

родной, как помочь моей музе, которой зверски выколоты провидящие очи?! Куда

идти? Что делать? Что-либо ра <гасть текста утрагена> ему, как никому другому, сле-

довало бы мне помочь. Он это сам хорошо знает. Помогите! Помогите! Услышьте хоть

раз в жизни живыми ушами кровавый крик о помощи, отложив на полчаса

самолюбование и борьбу самолюбий! Это не сделает вас безобразными, а напротив,

украсит всеми зорями небесными! <Часть текста утрагена.>

Прошу и о посылке - чаю, сахару, крупы, компоту от цинги, белых сухарей, пока у

меня рвота от 4-хмесячных хлеба с водой! Умоляю об этом. Посылка может весить до

15-ти кило по новым почтовым правилам. Летним сообщением идет три недели.

Прости меня за беспокойство, но это голос глубочайшего человеческого горя и отча-

яния. Узнай, что с моей квартирой — соседи мои Швейцер тебе расскажут подробно.

Ес<ть> ли какие надежды на смягчение моей судьбы, хотя бы переводом в самые

глухие места Вятской губ<ернии>, как напр<имер>, Уржум или Кукарка, отстоящие от

железной дороги в полтысячи верстах, но где можно достать пропитание. Поговори об

этом — Кузнецкий мост, 24 — с Пешковой, а также о помощи мне вообще. Постарайся

узнать что-либо у Алексея Максимыча. Не может ли мне помочь Оргкомитет хотя бы

денежным переводом. Нельзя ли поговорить с Бубновым? Подать ли во ВЦИК

Калинину о помиловании? Думаю, что тебе на свежую голову всё это ясней, я вовсе

оглох и во всем немощен. Бормочу с тобой, как со своим сердцем. Больше некому.

Целую твои ноги и плачу кровавыми слезами. Благословляю Егорушку, земно

кланяюсь куме и крепко верю в ее милосердие. Не ищу славы человеческой, а одного

— лишь прощения ото всех, кому я согрубил или был неверен. Прощайте, простите!

Ближние и дальние. Мерзлый нарымский торфяник, куда стащат безгробное тело мое,

должен умирить и врагов моих, ибо живому человеческому существу большей боли и

поругания нельзя ни убавить, ни прибавить. Прости!

Целую тебя горячо в сердце твое. Поторопись сделать добро - похлопочи и напиши

или телеграфируй мне: Колпашев, до востребования. Н. Клюеву.

12 июня 1934 г.

201. А. Н. ЯР-КРАВЧЕНКО

Первая половина июня 1934 г. Колпашево

Жду, — не дождусь — весточки-письма. Невероятно тоскую. Усердно прошу 3. П.

потрудиться и спасти мои любимые вещи, которых не надеюсь больше видеть и

ласкать! Крепко надеюсь на милостыню. Написал поэму - называется «Кремль», но нет

202

бумаги переписать. Как с поэмой поступить — посоветуй! Жизнью и смертью обязан

твоему милосердию. Потерпи. Вероятно, я зимы не переживу в здешних условиях.

Прошу о письме. О новостях, об отношении ко мне. «Кремль» я писал сердечной

кровью. Вышло изумительное и потрясающее произведение. Где живете летом?

Райское место — этот городок Горбатов на р. Оке, весь в вишнях и фруктах. Жители

только садами и промышляют. У меня много нужды — всего не перескажешь —

получу ответ на это, напишу большое письмо. Но сгораю предчувствием твоего

письма. Прощайте. Простите!

202. С. А. ТОЛСТОЙ-ЕСЕНИНОЙ

17 июня 1934 г. Колпашево

Дорогая Софья Андреевна! Ради моей судьбы художника и человека помогите мне

чем можете. Поговорите с богатыми писателями и с моими почитателями -ведь их у

меня еще недавно было немало. Я погибну в Нарыме без милостыни со стороны, без

одежды, без пищи и без копейки. Поговорите с В. Ивановым, Леоновым! Нельзя ли

написать Шолохову и Пантелеймону Романову, Смирнову-Сокольскому. Если будет

исходить просьба от Вас — они помогут. Если пять человек дадут по жалких 20 руб. в

месяц, то я останусь жив. Сходите к Антонине Васильевне Неждановой, Б<ольшой>

Кисловский пер<еулок>, дом 4. Поговорите с ней обо мне - и о том, чтобы она

поговорила с Горьким - об облегчении моего положения. Скажите А<нтонине>

В<асильевне>, что Горькому будет приятно видеть ее — не забудьте. Они давно знако-

мы — еще по Италии, когда Алексей Макс<имович> был там в изгнании. Объясните

Неждановой просьбу: убавить срок ссылки (дано пять лет по 58-10 статье за поэму

«Погорельщина» и агитацию ею).

Дать минус шесть или даже двенадцать без прикрепления к месту ссылки. Оставить

мне мою писательскую пенсию, просить ГПУ передать мои рукописи в архив

Оргкомитета писателей. Если раздобудете денег, то пришлите их телеграфом, —