Это прозвучало непривычно. Нас всегда было семеро.
– Как у братьев и сестер, – сказал я и тут же пожалел об этом, не зная, насколько быстро всплывет слово «соперничество».
– Вы живете в одной комнате с Джеймсом Фэрроу, – чуть тише сказал Колборн. – Вы там спали прошлой ночью?
Я кивнул, не слишком веря в себя, чтобы говорить. Мы решили, что Джеймс подтвердит мои слова. То, что какой-то пьяный первокурсник видел меня на лестнице с Мередит, не означало, что мы должны признаться в том, что произошло дальше.
– Во сколько вы легли? – спросил Колборн.
– В два? В половине третьего? Где-то так.
– Хорошо. Расскажите мне, что случилось на вечеринке, как можно подробнее.
Я перевел взгляд с Колборна на Фредерика, потом на Холиншеда. Гвендолин сидела, глядя в столешницу, ее волосы безжизненно висели.
– Плохих ответов нет, – добавил Колборн. В его голосе слышалась легкая хрипотца, из-за чего казалось, что он старше, чем есть.
– Да, хорошо. Извините. – Я покрепче ухватил одеяло, мечтая, чтобы перестали потеть ладони. – Так. Мы с Джеймсом и Александром вышли из КОФИЯ вскоре после половины одиннадцатого, шли не торопясь, так что в Замке были, наверное, часов в одиннадцать. Налили себе выпить, потом потеряли друг друга. Я просто, не знаю, какое-то время бродил. Кто-то мне сказал, что Ричард наверху, пьет в одиночестве.
– Не знаете, почему он не общался со всеми остальными? – спросил Колборн.
– Да нет, – сказал я. – Я решил, что он спустится, когда будет готов.
Он кивнул.
– Продолжайте.
Я взглянул в окно, на долгую извилистую дорогу, что вела прочь от Деллакера, исчезала в серой дали.
– Я вышел во двор. Поболтал с Рен. Поболтал с Джеймсом. Потом мы услышали… услышали шум, вроде бы в доме. И пошли узнать, что там. К тому времени мы с Джеймсом остались вдвоем. Куда пошла Рен, не знаю.
– А вы были во дворе, так?
– Да.
– Когда вы вернулись в дом, что произошло?
Я поерзал на стуле. Два разных воспоминания боролись за главенство: правда и версия, которой мы решили придерживаться.
– Сложно сказать, – ответил я, ощущая какое-то мимолетное утешение в том, что эти два слова честны. – Музыка громкая, все говорят одновременно, но Ричард кого-то ударил – я не помню, как его зовут. Колин повел его в медпункт.
– Алан Бойд, – сказал Холиншед. – Мы с ним тоже побеседуем.
Колборн не обратил внимания на это замечание, сосредоточившись на мне.
– А что было потом?
– Мередик – в смысле Ричард и Мередит – ссорились. Точно не знаю из-за чего.
На самом деле я точно не знал, сколько Мередит им рассказала.
– Остальные говорили, что Алан уделял ей чуть больше внимания, чем хотелось бы Ричарду, – сказал Колборн.
– Может быть. Я не знаю. Ричард был пьян – то есть больше, чем пьян. Буен. Наговорил всякой мерзости. Мередит расстроилась и ушла наверх, не хотела никого видеть. Я пошел за ней, просто удостовериться, что с ней все в порядке. Мы разговаривали у нее в комнате… – В мозгу у меня промелькнуло несколько отчетливых мгновений Мередит: пряди темно-рыжих волос, прилипшие к помаде, шелковистые черные линии по краям ее век, бретелька платья, соскальзывающая с плеча. – Разговаривали у нее в комнате, а Ричард пришел и принялся колотить в дверь, – слишком поспешно добавил я, надеясь, что Колборн не заметит, как загорелось у меня лицо и горло. – Она не хотела с ним говорить, так ему и сказала, через дверь, мы как-то боялись ее открыть, и он в конце концов ушел.
– Во сколько это было?
– Господи, не помню. Поздно. Может, в половине второго?
– Когда Ричард ушел, вы знали, куда он направился?
– Нет, – сказал я, выдыхая уже полегче. Еще один обрывочек правды. – Мы какое-то время не выходили.
– И когда вышли?
– Все уже разошлись. Я поднялся и лег. Джеймс уже лежал, но еще не совсем уснул. – Я попытался представить, как он поворачивается набок, чтобы пошептаться со мной через всю комнату. Но видел только тусклый желтый свет в ванной, пар и горячую воду, искажавшие черты Джеймса в зеркале. – Он мне сказал, что Ричард ушел в лес с бутылкой скотча.
– И больше вы о нем не слышали?
– Пока Александр его не нашел? – Призматические воспоминания прошлой ночи распались, и сквозь меня пополз утренний холод. Я ощущал воду – на коже, в волосах, под ногтями. – Нет.
– Хорошо, – сказал Колборн. Голос его звучал мягко, так говорят с испуганными лошадьми и сумасшедшими. – Простите, что спрашиваю, но мне нужно, чтобы вы рассказали, что увидели сегодня утром.
Это так и стояло у меня перед глазами. Ричард, подвешенный на поверхности жизни, окровавленный, задыхающийся, – а мы просто смотрим, ждем, когда упадет занавес. Трагедию мести, хотелось мне сказать. Сам Шекспир не справился бы лучше.
– Я увидел Ричарда, – ответил я. Не мертвец в полном смысле слова, не то чтобы пловец. – Он просто как будто завис посреди озера. Но весь изломанный, разбитый, все неестественно вывернуто.
– И вы… – Колборн прочистил горло. – Вы спустились в воду.
Он впервые как-то замялся.