Словно ничего не случилось [litres]

Мамонт кричит от ужаса, от сожаления, что не умер, что пробудился от беспечного сна, в котором не понимал, что заперт в ловушке, выход из которой страшнее самого заключения. Он истерзан, брошен на произвол судьбы, могучий поток несет его с немыслимой скоростью, и нет ни сил, ни возможности противостоять ему. Не получится опереться о твердую землю, к которой привык шерстистый мамонт, теперь он летит с обрыва – полет, который никто не способен остановить.

Голова его бьется о камни, от удара мамонт слепнет и попадает в темноту, теперь осталась одна сплошная боль, только она переполняет его разум. Не осталось ничего, что мог бы узнать великан: ни звука, ни запаха, ни ощущения, лишь непрерывное движение, боль и путь к погибели. Он долго катится, перебрасываемый через уступы, скользит по льду, погребенный и вновь освобожденный, освобожденный и вновь погребенный, он больше не делает попыток подняться, отдав себя на растерзание стихии. А вокруг все клокочет, стонет, сыплется.

В глубине острова озеро тоже потревожено. Его нутро содрогается, буйные волны вздымаются на поверхность, выталкивая лед, испуганная рыба поднимается со дна, вода вскипает пенными потоками, ломая закостенелую поверхность. Свет хлынул сквозь толщу воды, ослепляя всех, кто покоился на тенистом, замыленном дне, и громадные осколки со свистом бурлят, словно озеро накрыло метеоритным дождем. От этого давления вода выходит из берегов и устремляется прочь. Теперь это блуждающая река. Река-спаситель. Она вызволяет из смертельного водоворота песчинки ракообразных, форель и рипуса, чьи переливчатые бока мелькают в бурном, живительном потоке. Вода вырвалась из многовекового плена и несется в сторону моря, в сторону жизни, старыми, давно позабытыми путями, оставляя позади озеро, обмелевшее, заколоченное обступившим его ледником.

Ледник падает на озеро и сбрасывает в его омут весь груз, что он принес с собой. Это последняя остановка, дальше леднику не пробраться, озеро сумело остановить его марш, глубина стала волчьим капканом. Ледник опадает и умирает над озером, становясь его частью, его нутром, тонны снега и льда, горы грязи, обломков, пепла, поваленных деревьев, грязный лед, белый лед, красный лед, обломок бивня.

Шерстистый мамонт падает с вершины в бурлящий природный котел. Он все еще жив, но шкура изрублена и висит клочьями, тело изувечено: чернота алого мяса проглядывает через ошметки шкуры, упругий горб раздроблен ударом о льдину, загустевшая кровь сочится по ногам, похожим на кровоточащие срубы.

Какое-то время зияющую пустоту его глаз заливает кровь, но она тут же замерзает и повисает остроконечными каплями, которые застывают на жесткой коричневой шерсти, – словно маленькие ягоды выспели на ветви кустарника. Кажется, нет конца его мучениям, он изможден, тяжело дышит, хрипит и безмолвно кричит от отчаяния, что не осталось у него глаз, чтобы в последний раз увидеть небо.

Перед тем, как льдина поглотит его, он пытается сделать вдох, но порванные легкие не способны уже пропускать кислород. И только чуткий слух все еще с ним, и шерстистый мамонт слышит, как пульсирует поверхность, превращая притихший горизонт в новую землю, как грохочет Остров, как благодарит он озеро и его воду, которые пожертвовали собой, чтобы остановить саму смерть.

Все бело, и птицы кричат в высоком небе. Те редкие клочки земли, которые все же встречались на острове, вспыхивая то на взгорье, то в проталине у замерзшего леса, исчезли. Проглядывающая было зелень снова погасла, теперь вокруг снова – царство белого, посреди которого – лежит, внимая последним мгновениям жизни, мамонт и тает красным, клеймя свой последний приют, последнюю колыбель. Его дыхание можно угадать лишь по тонкому облачку, выходящему из приоткрытой пасти: потерявший доблесть исполин, к которому спускаются голодные птицы. Они неистово кричат, ожидая, пока осядет ледяная изморось, чтобы приступить к трапезе. И когда одна из них уже готова сесть на поверженное тело, в тот самый момент от веса великана льдина не выдерживает: шерстистый мамонт соскальзывает и опускается сквозь толщу оставшейся в озере воды вперемешку с крошевом толкающегося льда – прямо на пронизанное гаснущим светом дно. Скоро он станет лишь камнем, лежащим на дне озера.

Глава 9

Утром, до того, как встал отец, я позвонила Джошу.

– Мне нужно встретиться с Лео, – сказала я, сидя на кухне и ожидая, пока вскипит вода в чайнике. – Я не верю в эту любовь, в неожиданно вспыхнувшую искорку, что бы там ни говорила Соня. Я знаю свою подругу, и даже если отбросить тот факт, что Лео был не в ее вкусе – в конце концов, вкусы меняются, я уверена: она не стала бы сближаться с Соней. Я думаю, что этим двоим от Фрейи было что-то нужно.

– Ты даже не допускаешь мысли, что моя сестра просто им нравилась?

– Я не это имела в виду, – вспыхнула я.

– Ладно, я понял, – тут же смягчился Джош. – Вечером ты сможешь с ним увидеться, с условием, что захочешь сопроводить меня.

– Куда?