Словно ничего не случилось [litres]

– Гром – еще не обещание грозы, – услышали мы мужской голос, и в проеме появился Генри Мэтьюз, он вел за собой Эсмеральду. Заметив Соню, лежащую на лавке, он оценил обстановку: стянутый сапог, на лице дочери – досада, повисшее в воздухе напряжение, сероватая мгла, подступающая снаружи, яркий блик светильника на стене. Вокруг него кружит пара мотыльков, для них свет – не препятствие. Они не знают, что о свет можно удариться.

Заведя Эсме в стойло, Генри подошел к нам, присел рядом с дочерью и, положив ногу Сони себе на колено, ощупал ее опытным движением, вероятно, в эту минуту рисуя в воображении соцветие упругих мышц, пролегающих у Сони под кожей, и нежных сухожилий, походивших на нити без жемчуга.

– Эсме сегодня не в форме.

– Я же говорила, она умеет предчувствовать грозу, – отозвалась Соня.

– Я заметил несколько сбоев. Сейчас проходка выглядит так, как будто лошадь неопытна, так не пойдет, ты должна научить ее доверять себе, даже когда ошибаешься.

– Да, папа.

– Ты вернулась на остров? – Он кивнул мне. Этот вопрос прозвучал риторически.

– Да, но я здесь, только пока не закончу то, ради чего приехала. – Я не хотела раскрывать свои планы этому человеку.

– Эмма приехала разыскать Фрейю. Но я уже сказала ей, что это безнадежное занятие.

– Ты не можешь знать этого наверняка. Вполне вероятно, Эмме и повезет. – Он аккуратно положил ногу Сони на лавку и поднялся.

Снаружи еще раз грохнуло. Я не к месту вспомнила, что раскаты могут быть слышны на расстоянии до десяти миль, вполне вероятно, что гроза разворачивается не над нашими головами, а где-то над Фокcдейлом или вообще на другой стороне острова, прямо над развалинами замка Пил.

– Мне, наверное, лучше поехать, прежде чем непогода окончательно разыграется, – с сомнением проговорила я, опасливо косясь в проход на верхушки деревьев, растревоженные поднявшимся ветром. Холод неба проступил теперь ярче, подчеркнув контраст согревающего света, разлитого внутри: мы словно находились на безопасном участке, посреди развертывающейся бури. Я поежилась, ощутив, как стелется по утоптанной земле мертвенное дыхание осенних сумерек, я и забыла, как рано и стремительно на острове наступает вечер. Я бросила взгляд на часы. Без четверти четыре, мне действительно лучше уехать прямо сейчас, пока небо не разверзлось могучими потоками. Я решительно поднялась.

Только сейчас я заметила, что на стенах висят фотографии, сделанные на чемпионатах по конкуру, – Соня на Эсмеральде верхом, гибкая, сосредоточенная, всем видом нацеленная лишь на победу, Соня получает награду, Соня рядом с отцом дает интервью прессе.

– Наверное, тебе лучше выпить таблетку? – неуверенно предложила я. – Если хочешь, я останусь еще, в конце концов могу попросить отца, чтобы он забрал меня на машине.

– Нет-нет, езжай, все в порядке. – Я заметила, что на лбу ее проступили капельки пота. – Мне кажется, я слегка перенервничала, сейчас полежу немного, и мне станет легче.

– Значит, вы приехали разыскать подругу, – обратился ко мне Генри Мэтьюз, шагнув навстречу и с интересом разглядывая мое лицо. – Мне любопытно, почему вы думаете, что вам удастся это сделать?

– В первую очередь, потому, что я единственная, кому спустя четыре месяца все еще есть до этого дело. Кажется, все решили, что это какая-то выходка с ее стороны либо несчастный случай, которому не нашлось подтверждения.

– Вас проводить? – произнес Генри и протянул руку, словно подталкивая меня к выходу.

– Я позвоню, – кивнула я Соне и вышла из комнаты в сумрачный коридор конюшни, Генри пошел следом за мной. В нос ударил запах сырой земли и приближающейся грозы. Нужно торопиться, пока небеса не разверзлись прямо над головой и не залили дорогу так, что невозможно будет проехать.

На улице почти стемнело, трава казалась сиреневой, небо вдалеке, там, где клонилось к закату солнце, бликовало разрядами, холмы скрылись в наступающей мгле, и, казалось, пространство исчезало прямо за краем поля. Площадка для тренировок была, разумеется, пуста, одиноко белели посреди песка препятствия, наши шаги отзывались хрустом гравия. Кусты зашевелились, потревоженные порывами ветра, вывернулись наизнанку и заблестели белесыми монетками листья.

Я остановилась и услышала, как позади меня остановились мужские шаги. Я обернулась.

– Я уловил ваш интерес, – проговорил Генри, понизив голос, хотя в этом не было нужды, Соня все равно бы его не услышала, вокруг шумела листва. – Этот интерес отчетливо читается в ваших словах, но я хотел бы узнать о другом. Там, в конюшне, я спросил не о том, почему вы ищете ее, а о том, почему вы думаете, что вам удастся ее найти.

– Потому что больше моей подруге не на кого надеяться. – Я шагнула назад, в мягкое пространство влажного травяного ковра. – Я же сказала.

– Что, если она в лучшем месте?

– Хотите сказать, Фрейя мертва? – Я отшатнулась.

– Иногда говорят, что смерть – это лишь наступление ночи. Но если ночь никогда не наступает, в таком случае можно быть спокойным, не так ли?

– Что вы сказали?

Он не ответил. А затем с любопытным прищуром посмотрел на меня.