Словно ничего не случилось [litres]

– Мне нужно найти то стихотворение, потому что в нем описана встреча, которая произошла гораздо позже. В ней были детали, которые могла знать только она и … – Я помедлила. – Мне кажется, она знала, что это случится с ней, та встреча между мужчиной и женщиной, и сама сцена была написана так, словно Фрейя предчувствовала, что проживет ее спустя несколько лет.

Дверь открылась, и в комнату вошел коллега Джоша, долговязый мужчина с белоснежной шевелюрой, и с удивлением уставился на меня. Он перевел взгляд на Джоша и на кружки в наших руках, потом подошел к кофемашине, и на несколько минут комната наполнилась грохотом перемалываемых зерен. Наконец процедура приготовления завершилась, и, напоследок окинув нас двоих многозначительным взглядом и ухмыльнувшись, он молча удалился.

– Ты говоришь о Дилане?

– Ты знаешь его?

– Ну да. Фрейя съехалась с ним, как только ей исполнилось восемнадцать. Родителям она сказала, что решила уйти из дома и жить отдельно, придумала, что делит дом с двумя подругами, поэтому не хочет, чтобы ее беспокоили. Но мне сказала правду. Сказала, что переезжает к парню по имени Дилан. А ты знала его?

Я кивнула.

– Я восхищался им. Настоящий дикарь. Я хотел быть похожим на него.

– Ты должен гордиться тем, что этого не случилось.

– Он и разбился только потому, что ничего не боялся.

Комната вдруг качнулась, сердце ударилось о грудную решетку и отскочило к спине, как старый, ненужный мяч.

– Что ты сказал?

Джош бросил взгляд вправо, на стену, увенчанную вереницей фотографий, – рефлекторное, почти неосознанное движение, которое я не должна была заметить. Но я заметила и посмотрела. А потом замерла. Только теперь я увидела, что люди, изображенные на снимках, одеты в мотоциклетную форму и что в углу каждой фотографии белеют годы жизни.

Глаза Дилана смотрели на меня со стены, они пригвоздили меня к месту, заставили кровь загустеть. Дыхание вмиг стало горячим, а губы сухими. Я боялась сделать вдох, не смела подойти к глазам, что смотрели на меня, страшась того, что прочту в них, и того, что они способны во мне всколыхнуть. Опасалась услышать свой протяжный крик, рвавшийся из груди, и в нем будет не разобрать слов, хотя их так много и они способны поглотить пространство, разрушить все вокруг.

Но я зря опасалась. Из моего сердца лилась только тишина, и я понимала, что должна нарушить ее, ведь агония будет длиться столько, сколько длится это бездонное, всепоглощающее безмолвие. В то же время я не могла не осознавать, что не имею на это права: Дилан не принадлежал мне в эту минуту, больше нет.

И тогда я осмелела, сделала шаг вперед. А потом еще два. Я подошла так близко, что лицо Дилана стало таять перед глазами, смягчая смертельную остроту. Хотя, возможно, это был порыв, который требовал от меня одного – прижаться губами к незабвенному образу и стечь по нему опаленным каскадом боли, пропотеть сквозь стекло, влиться в тонкую, матовую кожу с сизой пульсирующей венкой наперерез лба. Или достаточно просто смотреть в эти пронзающие сердце глаза в ореоле грустных, совсем не мужских ресниц.

Он здесь совсем мальчишка, лучится озорством! Наверное, он победил, потому что улыбается, просто и легко, словно это ему ничего не стоит. В глазах столько радости – как я могла думать, что он не умеет улыбаться?

Я повела пальцем вдоль носа, под глаз и за ухо, привычным движением как будто убирая растрепанную прядь волос. «Откликнись на это движение, – бесшумно произнесла я, – ответь на зов ладони, склони голову в порыве неистовой нежности, которую еще помнят мои пальцы». Но он остался недвижим. Недвижим его взгляд, недвижима жилка над бровью, неподвижна улыбка. Он застывший, неживой, он не ответит.

– Эмма?

Джош достал из кармана платок и протянул его мне. Запах мыла, такой чистый, невинный. У меня не было сил утереть слезы, и Джош сделал это за меня.

– Ты знала его, – это не был вопрос, и все же это был вопрос, родившийся в неведении. Джош еще не понял. Он решил, что я была Дилану дальней знакомой или что-то в этом роде.

Я постаралась улыбнуться. Словно сделала переворот в пространстве, а потом вынырнула обратно и протянула Джошу руку, позволяя удержать меня на одном месте, чтобы меня не унес поток воспоминаний, чтобы доказать ему, себе, что я еще способна говорить.

Десять лет я избегала возможности снова всмотреться в эти глаза, строила хрупкое равновесие, возводила стену за стеной. И вот в одно мгновение моя крепость рухнула, я оказалась беззащитна перед темным призраком прошлого. Я забрала руку из вспотевших от волнения ладоней Джоша, пока он смотрел на меня в молчаливом ожидании. Он пока не может знать о том, что грусть всегда прозрачна. Достаточно того, что об этом знаю я.

– Джош? – тихо проговорила я, возвращая платок. – Отвези меня на могилу Дилана.

Тающий остров