Словно ничего не случилось [litres]

Он выходит из машины и обнимает за плечи, пытаясь прощупать температуру, думает, что я замерзла, трогает лоб шероховатым движением пальцев. Я не могу ответить, хочу, чтобы он сам понял, куда я держу путь. И он догадался, считал в моих глазах. Понял, что дорога мне нужна, только чтобы она поскорее закончилась. Я сажусь в машину, ведомая его рукой, он везет меня туда, где есть ответы. Никакое ожидание не может длиться так долго, как жизнь.

Джош смотрит недоверчиво. Он считает иначе. Он требует поставить точку.

Движение автомобиля непрерывно, кажется, дорога не кончится, но и он, и дорога в конце концов честны. Мы на месте.

Море внизу. Идем туда, Джош, если хочешь узнать то, что знаю я.

Ступени настороженно принимают наши шаги, шум моря сливается с ними, и каменные уступы выдерживают нашу поступь. Пляж развертывается, словно в детских раскладных книжках. Край моря, замерзший песок, окостенелые деревья нависли над скалами, лунный свет бликует, волны накатывают на луну, мерцание. Сущность пляжа открывается. Вода, должно быть, ледяная. Если войти, через восемь минут будешь мертв. Восемь минут разделяет меня и отсутствие меня. Волны набрасываются на берег и дробятся.

Мне нужен ты, Джош, и твоя молчаливая робость, она придает сил. Ты принимаешь меня и думаешь, что это страх, но это нечто большее. Если я смогу, ты узнаешь, что это за чувство. Возможно, ты никогда не испытывал его прежде.

Дай мне руку. Какие сильные пальцы. Как хочется плакать, но я не стану ронять слезы, на этом берегу слишком много воды. Пойдем со мной к домику. Нет, мы не замерзнем, ведь со мной ты. Кажется, домик узнает меня. Дверь отворяется. Шаг в темноту. Нельзя вспугивать ночь и впутывать сюда свет, садись на этот промозглый, как сумерки, диван. Я сидела здесь однажды и смотрела в себя. А они были у моих ног. Как одно целое. Теперь их обоих нет. Теперь здесь только мы.

Наверняка ты тоже искал сестру для того, чтобы понять что-то важное. Это любовь, разумеется. Что же еще. Ты был рад видеть меня, потому что ты знал, что я разделю это чувство к Фрейе, к твоей сестре, моей подруге. Ты снова прав. Как я могла сказать ей правду? Что, оставшись, я просто прекратила бы ее любить. Нельзя оставаться, если хочешь продолжать любить кого-то, Джош. Нужно успеть увезти любовь с собой, прежде чем ее примут за должное, прежде чем перестанут замечать. Прежде чем она умрет. Мне удалось. Я все же успела.

Я не отсутствовала десять лет, вовсе нет. Я хранила любовь все эти годы, и теперь я вернулась и привезла ее с собой.

Консервация по Колхасу. Вот так.

Позволь мне прижаться к тебе и смотреть в окно.

Как хорошо, что до рассвета еще есть время, мы все успеем.

Нужно только открыть в себе смелость. Нет, не увидеть, но представить ее настоящую. Фрейю.

Давай я сделаю чай, нам понадобятся силы и дополнительное тепло. Мы станем держать чашки обеими руками и представлять, что это магический отвар, который воспроизведет вереницу позабытых образов. Это моя ответственность. Я сделаю все сама. И чай, и воскрешение. Ты просто будь рядом, не вспугивай ночь, мне нужно сосредоточиться. Во мне должно народиться нечто, прежде чем оно выйдет словами. Мы здесь, чтобы довериться.

Слушай мой голос и не пропускай ни одного слова. Если это возвращение, то мне нужно кое-что понять. Еще не откровение, но что-то ощутимое, ты не представляешь, до чего причудлива правда. Мы искали Фрейю, и да, я тоже попала в ловушку, я искала ФРЕЙЮ, когда должна была искать фрейю. Не ту, кем она стала, но ту, кем она была. Меня не покидало это странное ощущение, словно я ищу кого-то другого, и я была близка, почти угадала.

Дилан любил ее волосы. Я думаю, он полюбил Фрейю в их ореоле, как иногда любишь рамку больше, чем фотографию. Наверное, его огрубевшие пальцы стремились к ласке, истерзанные струнами, они тоже нуждались в нежности. Нет, стоп, я снова утешаю себя, как тогда… Я должна остановиться. Нельзя находить оправдания прекраснейшему из чувств. Нужно продолжать быть открытой тому, что боялась услышать. Дилан был без ума от Фрейи, так будет честнее. А мне лишь нужен был мосток, переброшенный от моего отчаяния до потери его. Я не хотела верить, что кто-то может полюбить так, как любил ее он. Как она любила его. Я верила, что сердце можно занять, если займешь его комнату. Я ушла из его комнаты, оставив портрет на стене, но в его сердце я не смогла ничего оставить. Я не прижилась. И он никогда не говорил иначе.

Как она решилась срезать то, что принадлежало ему?

Ночь еще темна, но скоро желтые лучи заявят о себе, и я не смогу произносить те слова, что рвутся наружу. Я должна торопиться, если хочу закончить рассказ до рассвета. Я хочу принять день другим человеком, для меня это тоже перерождение. Иногда спасти гусениц важнее, чем бабочек, ведь они несут в себе зародыш красоты, без них она не явится миру.