Словно ничего не случилось [litres]

Дощатые полы подсвистывают, предрассветный ветер разбушевался, играет на струнах души, выводит меня на признание. Обычно в такие моменты раздаются шаги, распахивается дверь, и входит тот, кого не ждал. Но если я буду смотреть на дверь, она не распахнется, я заперла ее, чтобы ветер не сорвал с петель. Я боюсь найти твою сестру. В моей душе разлит страх, и я не знаю, как унять его.

Ты знал, что женщина должна прилагать усилия, чтобы оставаться собой? Не удивляйся. Мы всегда знаем, кем мы на самом деле являемся, но об этом не знают те, кто вокруг нас: ни общество, ни мужчины, что с нами рядом, ни даже матери. Но только женщина знает, что она. Мы оберегаем это знание, делаем все, чтобы никто не догадался о нем. Это опасное знание, давать его в руки посторонним нельзя. Нужно поддерживать убежденность других в том, что они хорошо тебя изучили, делать все то, к чему они привыкли. Знаешь, что трудно, Джош? Трудно не проступить. Не проявиться. Хранить себя, не вызывая подозрений.

В центре нашего острова есть озеро. Зимой оно покрывается льдом, в очень холодные зимы на него можно наступить. Те люди, что вступают на него, уверены, что они в безопасности. Они смотрят на часы и приходят к выводу: сейчас январь, самый холодный месяц на острове, можно бурить отверстия и рыбачить – мужчины всегда считают, что они хитрее. А потом приходит весна. И лед оттаивает. Весна сильнее зимы, это сила, которой невозможно противостоять. И тогда появляются проталины. Эти светло-голубые лужицы, в которых даже нет воды, эти узоры, родимые пятна льда, они проступают, потому что пришло их время. Больше никто не посмеет ступить на лед, потому что теперь это опасно. Все поменялось. Постоянное проступило через временное. Озеро больше не может сдерживаться.

Женщине сложно долго скрывать самое себя. Рано или поздно оно проступит на поверхность, и тогда все станет настоящим.

Фрейя тоже проступила.

Ей надоело прятаться.

Знаешь, я боюсь найти Фрейю, потому что теперь она настоящая. Я знаю, она совершила переход, вернулась в изначальную точку, от которой ее отвернули препятствия. Люди, которые думали, что победили, заставив ее позабыть себя. Но она справилась. Фрейя справилась. Теперь мне нужна дерзость, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Дай мне возможность воссоздать ее прежний облик, чтобы я узнала, когда она явится.

Позволь мне задать тебе вопрос, Джош: может ли человек остаться прежним, пройдя через то, что отдаляет его от самого себя? Если ты сумеешь вознестись и посмотреть сверху, то ответ проявится как проталина. Никто не может остаться прежним, когда обстоятельства меняются. Фрейя согнулась, почти сломалась. Но она не сдалась.

Фрейя мечтала дать своим детям красивые имена, петь им колыбельные. Она любила детей, хотела учить их, слышать их смех, наполняться их светом. Любовь к детям родилась в ней раньше знания, что их у нее не будет. Разве одного этого не достаточно, чтобы сломаться?

Все тайны женщины связаны с утробой. Сначала ты живешь внутри матери и считаешь ее убежищем, бухнешь, словно почка на ветке, набираясь сил и направляя их в рост. Пока в конечном итоге не взойдешь маленьким ярким цветком. Фрейя доверяла Мюриэл, как дочь доверяет матери. Но Мюриэл была слишком требовательна. Она была взбалмошна и в то же время преклонялась перед творчеством. Мюриэл мечтала о поэтической славе дочери, и ей было наплевать на то, что Фрейя равнодушна к поэзии, что она терзалась необходимостью раз за разом сочинять стихотворения на заданные темы, как того постоянно требовала ее мать. Стихотворения, которые ничего не говорили о ней самой, но обязаны были появляться с неотступной регулярностью. Мюриэл не составило труда заглушить желания дочери и ее истинный голос. Стоило немного надавить, и он замолчал навсегда. В вашем доме мог звучать голос лишь одной женщины. Голос вашей матери.

Фрейя приняла это. Тогда она еще была послушной девочкой. Но в ней теплилась надежда, что справедливость сможет проступить через слепоту, что люди различат фальшь. Беда в том, что, распознав ее, они не пошли дальше, не захотели выяснить, откуда в чистом источнике появилась ядовитая струя. Фрейе не нужны были аплодисменты, она заранее знала, что в тот вечер она найдет не славу, но презрение. Но это и была цель, ведь это презрение было адресовано Мюриэл. Фрейя принесла себя на алтарь, прилюдно унизив, только чтобы доказать матери, что под бетонным прессом никогда не взойдет ни один росток. Теперь они были квиты. Жизнь продолжалась. Уже без поэзии, но с первым разочарованием сердца.