Словно птица

Перебравшись через коробку передач, я сажусь на переднее кресло. Закидываю ноги на приборную панель и смотрю, как за окнами мелькает город. Хоть я и знаю, что посещение папы — дело непростое, все равно не могу избавиться от приятного чувства, что мне удалось сбежать. Без Саскии в школе стало совсем невыносимо. Мама прибавляет скорость, и я поднимаю глаза к облакам. Воображаю, что я птица, летящая высоко в небе так быстро, что может равняться с машиной. А еще я, конечно, высматриваю лебедей. Вот бы увидеть их хоть одним глазком, чтобы потом порадовать папу.

Глава 19

Папа выглядит чуть лучше, чем накануне. Лицо у него уже не такое серое. Но он по-прежнему кажется очень слабым, как будто лет на сто старше, чем есть на самом деле. Я стою рядом с мамой. Не знаю, насколько громко нужно разговаривать с папой и нужно ли вообще сейчас с ним говорить. Кажется, если повысить на него голос, он сразу потеряет сознание. Но мне хочется рассказать ему, как я вчера играла в футбол. Папа раньше был прекрасным футболистом, он играл даже лучше, чем сейчас Джек. У меня начинают подрагивать ноги, когда вспоминаю, как гнала мяч по флангу через все поле до самых ворот. Потом представляю Кроуви, который смотрит на меня, а я уже готовлюсь забить второй гол, отвожу ногу и…

— Ай!

Я удивленно моргаю. Мама трет голень. Я случайно ударила ее по ноге.

— Что ты творишь? — спрашивает она, строго глядя на меня.

Перевожу взгляд на папу — он тоже не спускает с меня глаз.

— Вчера я забила гол, — говорю я, не в силах сдержаться, — когда Джек взял меня с собой на игру.

Вид у папы становится такой довольный, что мне кажется даже, будто на минутку и глаза у него начинают ярче блестеть. Я рада, что рассказала ему. А вот мама все еще стоит со скрещенными на груди руками.

— И нужно было обязательно забить еще один гол по моей ноге? — ворчит она.

Я наклоняюсь и тру ее ногу.

— Прости, я увлеклась.

Но на самом деле мама не сердится. Она придвигает меня к изголовью папиной кровати, чтобы мы могли еще с ним поговорить. Я замечаю, что папа начинает улыбаться. Ему явно лучше. Он нормально заканчивает все предложения. Надеюсь, он поправляется. Может, через пару дней его вообще отпустят, когда проведут все обследования? Я наклоняюсь ближе к нему и сообщаю новость, которая точно его порадует:

— Ты был прав, когда говорил, что за больницей есть озеро. И на нем живет лебедь, может быть, даже кликун.

Вот сейчас папины глаза точно загораются, именно так, как я себе представляла.

— Почему ты не сказала мне раньше?

— Я только вчера сама увидела.

— А остальная стая тоже там?

Качаю головой:

— Нет, только один лебедь.

Я подхожу к окну. Оно рядом с папиной кроватью, но, наверное, слишком высоко, чтобы он мог в него выглянуть. Я смотрю в окно вместо папы. Но вижу только парковку, кольцевую дорогу, а за ними — поля.

— Твое окно выходит не туда, — объясняю я ему. — Нужно подойти к окну с другой стороны здания, оттуда хорошо видно лебедя.

Я смотрю на маму, но та качает головой:

— Нет, малышка, не выйдет. Папа должен лежать здесь.

— Может, нам удастся отвезти его туда в кресле, просто чтобы посмотреть?

— Нет. Он слишком сильно болен.

Я возвращаюсь к папе. Улыбка уже исчезла с его лица.

— Вам придется смотреть вместо меня, — говорит он своим низким, хрипловатым голосом, — и продолжать искать остальных.

Я перевожу взгляд на маму, но она только закатывает глаза, как бы говоря: «Ну ты же его знаешь».

Потом наклоняется и берет папу за руку.

— Если тебя это подбодрит, — тихо говорит она, но явно только для того, чтобы сделать ему приятное.

Готова поспорить, что сейчас, когда папа чем-то заинтересовался, щеки у него сразу стали розовее.

И тут вдруг я понимаю, как следует поступать. Я точно знаю, что нужно делать, чтобы поддерживать папу в таком бодром настроении. Нужно и правда наблюдать за лебедем, как он просит.

— Встретимся в кафе через час, — говорю я маме.

Глава 20

Я стараюсь идти ближе к краю вдоль сетчатого забора, окружающего парковку. Нормального входа найти не могу, зато вижу деревянный сарай, покосившийся по краям, и небольшую щель рядом с ним. Она идет примерно с высоты моего плеча и до самой земли. Прислонившись к непрочной деревянной стене сарая, я отгибаю край сетки. Та легко поддается, как будто с ней такое проделывали уже не раз. Тогда я скручиваю ее в рулон, расширяя щель. Потом ногой отталкиваю ее подальше. Не обращая внимания на табличку «Не входить! Только уполномоченные лица», я глубоко вздыхаю и пролезаю в дыру.

Делаю несколько шагов. Здесь все выглядит совсем не так, как из окна палаты Гарри. Пластиковые упаковки, наполовину утонувшие в грязи у меня под ногами, смятые пивные банки и сотни окурков. Я наступаю на выцветшую коробку из-под стирального порошка. Я уже готова повернуть обратно. Определенно мне здесь находиться не положено. Не знаю, что будут делать «уполномоченные лица», если найдут меня тут. Но я, конечно, не первый человек, нарушивший правило. Это видно по узкой, но хорошо протоптанной тропинке, ведущей к деревьям вдали.