Словно птица

Он кивает в сторону окна; ему и правда интересно. Я рассказываю ему, как моя птица точно повторяла все мои движения. Говорю, что потом я уснула и видела во сне, как ее стая налетела на провода. Наблюдаю за тем, как Гарри меня слушает. Он не смеется, не сомневается в моих словах. Даже если он мне не верит, то очень хорошо притворяется, что это не так.

Потом он зевает.

— Наверно, тебе нужно найти ее стаю, — говорит он. — Может быть, если она снова будет в стае, она полетит.

Это хорошая мысль, но я все равно начинаю смеяться.

— И как я доставлю ее к стае? — спрашиваю я. — На такси?

Он слабо улыбается.

— Да, звучит как-то глупо.

Я выглядываю в окно. Вижу, что лебедь все еще медленно плавает по озеру.

— Может, я придаю этому слишком много значения, — говорю я. — Лебеди-кликуны не полетят обратно в Исландию еще месяца три точно, так что время пока есть. Чтобы она снова полетела. Чтобы ее стая нашла ее. Не знаю даже, почему я так за нее волнуюсь.

Переведя взгляд на Гарри, я замечаю, что он закрыл глаза. Сейчас, засыпая, он выглядит более расслабленным. Волос у него явно стало меньше, на голове залысины, а на одеяле там и сям видны рыжие пряди. Его дыхание становится глубже. Я провожу рукой по одеялу и касаюсь его пальцев. Они по-прежнему холодные, как папины пальцы в скорой. Мне хочется взять его руку в свои, попытаться согреть его.

Некоторое время я жду, не проснется ли Гарри. Но он спит, и тогда я пишу ему записку на обороте рекламки больничного кафе:

«Продолжай наблюдать за ней. Сообщи мне, если что-то изменится. Айла».

Внизу пишу номер своего мобильного. Может, поставить в конце смайлик? Я смотрю на его бледную, почти белую кожу, на подрагивающие веки, под которыми скрываются такие яркие глаза. Сейчас он выглядит словно каменный ангел; такие изваяния часто встречаются в церквях. Я наклоняюсь к Гарри и стряхиваю у него со щеки несколько волосков. Он слегка вздрагивает. Быстро убираю руку. Не знаю, что бы я делала, если бы он сейчас проснулся и увидел мою руку у себя на лице. Я задерживаю дыхание, выжидаю. Но он не двигается. Он уже слишком крепко спит, чтобы проснуться от простого прикосновения.

Глава 38

Мама с Джеком ждут меня, сидя на пластиковых стульях у папиного отделения. Как только я вижу их лица, все внутри у меня сжимается.

— Что случилось?

Мама берет меня за руку.

— Сердцебиение снова участилось, — говорит она. — Нужно срочно делать операцию.

— Но с ним все в порядке?

Мама кивает:

— Иди, повидайся с ним, малышка. Мы с Джеком подождем здесь.

Я захожу в палату одна. Папа лежит совершенно неподвижно, с закрытыми глазами. Не могу избавиться от комка в горле, глядя на него. Протягиваю руку и кладу ему на грудь. Расставляю пошире пальцы, чтобы почувствовать сердце. И да, вот оно, сердцебиение, совсем слабое. Этот быстрый, нестабильный стук сердца — лучшее ощущение на свете.

Я выдыхаю, но не убираю руку с его груди. Не хочется отпускать его. Стою не шевелясь, прислушиваясь к легкому стуку; папина грудь подрагивает под моими пальцами. Когда папа лежит вот так, с закрытыми глазами, он выглядит моложе, чем обычно.

Я пытаюсь молча передать папе мысль, что-то вроде молитвы, чтобы ему стало лучше. Его веки вздрагивают, как будто он услышал меня. Я опускаюсь на краешек стула у его кровати и жду. Когда он открывает глаза, наклоняюсь к нему. Увидев меня, папа улыбается.

— Как твой лебедь? — спрашивает он еле слышно. — Все еще там?

Киваю в ответ.

— Он не летает.

— А стаи нет?

— Пока нет.

Он хмурится.

— Не волнуйся, — говорю я. — Они еще не скоро полетят обратно.

— Пожалуй.

Но он продолжает хмуриться.

Я наклоняюсь еще ближе.

— Он полетит, — говорю я ему, — со дня на день.

И папа снова улыбается.

Глава 39

Мы снова покупаем готовую еду и едем к дедушке. Мама берет для него единственное английское блюдо из всего меню: омлет и жареную картошку.

— Не пойму, почему я об этом беспокоюсь, — говорит она, уже сидя за рулем. — Он все равно не будет нам рад.

Я наклоняюсь к ней и прижимаюсь головой к спинке ее сиденья.

— А я хочу его навестить.

Джек стонет и закидывает ноги на приборную панель.

— Если этого хочешь ты, это еще не значит, что все окружающие хотят того же.

Мама наклоняется и хлопает брата по ногам, чтобы он сел нормально.

— Он твой дедушка, Джек!

— Но сегодня суббота! — Он сжимает руку в кулак и слегка стучит по стеклу.

На этот раз дедушка нас ждет, он даже заранее накрыл на стол.

— Все нормально, Кэт? — спрашивает он у мамы и забирает у нее сумки.

Мама удивленно приподнимает брови и идет за ним к столу.

— Операцию Грэма перенесли на понедельник, — тихо говорит она. — Решили поторопиться. И, знаешь, он был бы рад повидаться с тобой.

Дедушка не поднимает голову, он сосредоточенно вынимает из пакета один контейнер за другим.

— Что, сердечко сильно затрепыхалось? — говорит он. Бросив на нас с Джеком быстрый взгляд, дед начинает сам смеяться над своей шуткой.

Мама крепко сжимает губы. Она берет контейнеры с середины стола и с шумом ставит нам на тарелки.

— Я рада, что ты воспринимаешь болезнь собственного сына как шутку, — говорит она себе под нос.