Словно птица

Дедушка шумно выдыхает и медленно выходит из машины. Пока мы идем через парковку ко входу в больницу, он не произносит ни слова. Но глаза его нервно бегают, и он крепко сжимает руки в кулаки. Я прижимаю к груди нашу летательную модель, запакованную в тугой сверток. Еще рано, чуть больше восьми. Мамы еще точно тут нет: мы с ней договорились встретиться у папиного отделения в девять. Я покрепче сжимаю крылья, осознав, как холодно на улице. Мимо нас с воем проносится скорая, мигая голубыми огнями в бледном утреннем свете, и от неожиданности дедушка врезается в меня. Пока мы идем через главный вестибюль, его начинают одолевать сомнения.

— Ты уверена, что меня пустят?

Я пожимаю плечами:

— Мы можем подождать в кафе, пока мама все уладит.

У пластиковых пальм дедушка останавливается, и мне кажется, что он готов прямо тут развернуться и уехать домой.

— Ну, давай попробуем, — уговариваю я. — Только представь себе папино лицо, когда он увидит, что мы с тобой сделали.

Дедушка идет за мной к лифтам. Я придерживаю двери до тех пор, пока он не заходит вслед за мной в кабинку. Рядом с нами в лифте — маленький мальчик с мамой, и оба смотрят на меня с подозрением. Уверена: мальчик думает, что я несу живую птицу. Вообще-то держать нашу летательную модель довольно тяжело. Я подхватываю ее снизу руками и упираюсь подбородком в верхнюю часть. Наверное, если не видеть всю систему креплений, кажется, будто я обнимаюсь с лебедем.

От лифта к папиному отделению дедушка идет очень медленно. Дальше по коридору уборщица моет полы, сильно пахнет антисептиком, и дедушка отворачивает нос. Я вижу, как тяжело ему все это дается, как трудно ему просто здесь находиться. Когда мы добираемся до входа, он останавливается, скрестив руки на груди.

— Давай ты сначала спросишь, можно ли нам войти, — бормочет он.

Я захожу в отделение и спрашиваю у медсестры.

— Время для посещений начинается в девять часов, — говорит она и с опаской косится на крылья. — Тогда я и смогу вас пустить.

Я возвращаюсь в коридор, но дедушки там уже нет. Я бросаюсь назад тем же путем, каким мы сюда пришли, но нигде его не вижу. Все лифты заняты, поэтому я сбегаю вниз по лестнице, одной рукой держась за перила, а другой крепко прижимая к себе крылья. Внизу с трудом уворачиваюсь от человека в инвалидном кресле. Дедушки нет ни в кафе, ни у пластиковых пальм. Сквозь раздвижные двери я выбегаю на парковку. Вот он, открывает дверцу машины. Увидев меня, машет рукой.

— Папе точно понравятся эти крылья, — кричит он мне. Потом садится в машину. Я просто в шоке оттого, что он вот так сбежал; я стою в дверях, мешая людям входить и выходить, и смотрю вслед машине. От злости у меня сжимается горло, а потом начинает колоть в груди. Я крепко обхватываю свою модель. Теперь мне понятно, почему мама все время злится на дедушку.

Я поворачиваюсь и захожу обратно. На лифте поднимаюсь наверх и иду к Гарри. Не то чтобы это было сознательное решение, ноги сами несут меня туда. Какая-то женщина выходит из отделения, как раз когда я оказываюсь перед ним; она придерживает для меня дверь. Внутри тихо и сонно. Даже медсестер еще нет за стойкой.

Дверь в палату Гарри закрыта; я заглядываю внутрь через окошко и вижу, что он не спит. Он сидит в кровати спиной ко мне и смотрит в окно сквозь щель в занавесках. Я окидываю взглядом коридор, проверяя, не идут ли медсестры. Потом пытаюсь влезть в обвязку. Это трудно сделать без дедушкиной помощи, а завязать все как следует вообще невозможно. Я немного расправляю крылья, чтобы просунуть руки в петли, и затягиваю липучки зубами. Толкаю дверь ногами, пока она не открывается. Боком протискиваюсь в палату. Потом развожу руки в стороны, и крылья у меня за спиной расправляются.

Гарри оборачивается. При виде меня он открывает рот от изумления, а глаза его становятся огромными, как блюдца.

— Айла? — шепчет он.

Мне становится даже смешно от того, в какое замешательство я его привела.

— А ты кого ждал?

Я делаю несколько шагов к нему, крылья слегка покачиваются у меня за спиной. Сложно держать равновесие, когда они так широко раскрыты, трудно идти прямо: они для этого чересчур большие. Левым крылом я задеваю телевизор на стене. Пытаюсь немного подтянуть крыло к себе. Сначала я кажусь себе неповоротливой, а крылья представляются неуправляемыми, но очень быстро я начинаю осваиваться. На самом деле все проще, чем я думала. Гарри поднимает руку: кажется, хочет потрогать перья. Я встаю рядом с кроватью, чтобы он мог дотянуться. Лицо у него белее подушки.

— Ты выглядишь так, как будто встретил привидение, — пытаюсь пошутить я.

Но он даже не улыбается.

— Я и правда так подумал, — отвечает он. — Когда на тебя сзади падал свет из коридора… ты была очень похожа на ангела.

Я не могу удержаться от смеха.

— Что за глупости!

Но он совершенно серьезен. Некоторое время он молчит, переваривая случившееся. Гладит пальцами крылья.

— Где ты взяла их? — спрашивает он. — Зачем они тебе?