Словно распустившийся цветок

 А он продолжал, не обращая внимания на мое изумление:

 — На мой взгляд, нет ничего хуже, чем невнятное изложение важной мысли. Быть может, я сумею помочь твоему отцу с его книгой. Если мне удастся придать некоторую – откровенно говоря, крайне желательную – ясность его словам, то я буду считать, что исполнил свой долг перед наукой.

 — Его работам недостает ясности?

 — Находясь слишком близко от изучаемого предмета, автор склонен к умышленному запутыванию вопроса.

 — Но… автором большинства статей была я.

 Глаза его лучились теплом, когда он взглянул на меня:

 — Да. Я знаю.

 — Вы хотите сказать, что я не умею внятно излагать свои мысли? Что я оказала своему отцу медвежью услугу? – Голос у меня предательски задрожал и сорвался, и я ничего не могла с этим поделать.

 — Нет, дорогое дитя. Я хочу сказать, что иногда опасность заключается в том, что человек не видит решения, которое лежит на поверхности, прямо у него под носом. – Он откашлялся.

 — Я всего лишь пытался помочь тебе, заставив тебя выйти в свет, но теперь вижу, что лишь все испортил. Несмотря на диктат общества, невзирая на общепринятые условности, это – твое призвание. Точно так же, как море было моим. И нам обоим нет смысла притворяться, что это не так. Ничего хорошего из этого не выйдет. Но это не значит, что я не могу получить удовольствие от занятий ботаникой, к чему прибегаю время от времени, или ты не можешь рассчитывать на капельку счастья в обществе какого-нибудь порядочного мужчины – во всяком случае, пока я удерживаю свой сторожевой корабль на курсе, а ты не отказываешься от своей работы. На наших собственных условиях. Не на чьих-либо еще.

 Я приподнялась на носках и поцеловала его в щеку:

 — Вы – очень славный человек.

 Он хмыкнул и прочистил горло, хотя на скулах у него заалели яркие пятна, и принялся рыться в карманах в поисках трубки.

 — Славному человеку не помешает устроить славный перекур, поэтому я позволю себе удалиться.

 — Только не слишком далеко, пожалуйста.

* * *

 На следующий день, в субботу, меня навестила мисс Темплтон, чтобы обсудить подготовку к званому ужину у адмирала. Она попыталась развеселить меня пересказом последних городских новостей, а я, в свою очередь, попробовала поднять ей настроение своим тонким соблюдением этикета.

 Неделей позже, вечером званого ужина, мы стояли с ней в дальней части гостиной адмирала.

 — Мисс Уитерсби, из вас бы получилась прекрасная миссис Стенсбери или миссис Пастор. Должна заметить, что с момента нашей первой встречи вы разительно изменились к лучшему.

 Я взяла ее под руку:

 — А я должна заметить, что не хочу, чтобы вы становились миссис Некто.

 Она со вздохом положила голову мне на плечо:

 — Я знаю. И вполне разделяю ваши чувства, но все мы обязаны исполнять свой долг.

 — Следовательно, вы уже определились с супругом?

 — Мне остался лишь сын папиного друга, так что я должна заставить его полюбить себя.

 — Это будет нетрудно.

 Она похлопала меня по руке:

 — Вы слишком добры, мисс Уитерсби. Я всегда это говорила. – Но в ее словах не чувствовалось ни радости, ни воодушевления, а взгляд был устремлен в дальний угол, где ее отец о чем-то беседовал с мистером Стенсбери.

 После всех ужинов, концертов и прочих светских мероприятий, на которых я присутствовала, в памяти у меня отложился совместный образ мисс Темплтон и мистера Стенсбери. Он склонился к ней. Она, смеясь, подняла к нему лицо. И тут мне в голову пришла одна мысль. Она ведь изо всех сил пыталась помочь мне осуществить мой план. Так почему я не могу ответить ей тем же?

* * *

 В понедельник я попросила адмирала отвезти меня в Оуэрвич-Холл. Когда он, извинившись, отправился прогуляться вдоль берега реки, я попросила о встрече с мистером Стенсбери, и меня немедленно препроводили в оранжерею. Когда ему доложили о моем приходе, мистер Стенсбери поднял голову от блокнота, в котором он что-то писал. Улыбка осветила его глаза.

 — Надеюсь, что не помешала вам.

 — Ничуть. Что я могу для вас сделать?

 Хотя я долго репетировала свою речь, заготовленные слова вылетели у меня из головы, и я обнаружила, что не знаю, с чего начать. Придя в смятение, я выпалила первое, что пришло мне в голову:

 — Как поживают ваши орхидеи?

 Он отвернулся, чтобы взглянуть на них:

 — Очень хорошо. Вы были правы. После перемены места жительства они буквально ожили. Так что я весьма вам признателен.

 Я не испытывала необходимости выслушивать его слова благодарности, и, помня о причине своего появления здесь, мне также не хотелось заострять внимание на том, чем он мне обязан. Поэтому я решила прибегнуть к излюбленному трюку адмирала.

 — Быть деликатным в этом вопросе невозможно, поэтому я просто скажу то, что думаю.

 — Сделайте одолжение. Надеюсь, что для этого мы с вами давно стали добрыми друзьями.

 — Я очень надеялась услышать от вас именно эти слова. Или нечто похожее.

 Одна из его бровей изогнулась углом.

 — Однажды вы упомянули при мне о… своем… несчастном случае… – Интересно, как полагается говорить о таких вещах?

 На его лице отобразилось понимание:

 — Ага. Вы говорите о состоянии моего здоровья.