Слово арата

— Вот и хорошо! А шуметь зачем? То, что приготовлено, — для всех. Для всех делегатов, — подчеркнул я. — Ни для кого особых условий не создано. И не надо говорить, зачем вы приехали. Мы знаем. Вы приехали на хурал. А кроме того… Здесь не Улуг-Хем.

Я не видел, когда рядом с нами оказался Чульдум — тоже член улуг-хемской делегации. Должно быть, он все слышал, потому что сердито крикнул:

— Помолчи, Донгурак! Чего ты лезешь вперед всех? Кто тебе поручал говорить от имени всех делегатов хошуна?

И «грозный» Донгурак примолк. Он слез с коня и отошел в сторону, сказав при этом не очень громко, но так, чтобы мы услышали:

— Перетерпим как-нибудь в этой ночлежке. После найдем получше… А кое-кого научим почтительному отношению.

* * *

Двадцатое октября тысяча девятьсот двадцать девятого года.

Погода резко изменилась. Небо сплошь затянуто темно-серыми тучами. Снег падал хлопьями и сразу таял. Под ногами хлюпала грязь.

Никто, казалось, не замечал этого. Возле здания, где должен был открыться хурал, собирались кучками, отыскивали знакомых, шумно разговаривали. Больше ста сорока делегатов из всех хошунов и сумонов приехали в Кызыл. То тут, то там видел я знакомые лица. Вон Кара-Данзын и Кол-Балчыма из Тоджи. А это — Ензук, Лопсанчап и Сундувей из Дзун-Хемчика, Ужар-Маадыр из Ары-Оюна. Вот подошли барын-хемчикские делегаты — Бак-Кок, Чартыкай и Маады. Окликнули земляки — каа-хемские! Среди них Саглынмай, Чадаг-Кыдат, брат Пежендей…

Пежендей и Ензук «по-родственному» отозвали в сторонку, чтобы порасспросить, что да как будет на хурале.

Приближалось время открытия первого заседания. Небольшой зал постепенно заполнился, но многие стулья стояли пустыми. Делегаты предпочитали садиться на пол, между рядами. Так удобнее, привычнее. Машинально то вынимали, то снова прятали за пояс табакерки и трубки, но курить не решались.

…К длинному столу, покрытому красным сукном, вышел Шагдыржап. Привычно откинул пятерней волосы со лба, оглядел зал, прокашлялся, позвонил в колокольчик.

— Дорогие делегаты! — волнуясь, начал он.

Шум мгновенно стих.

— Поскольку большинство делегатов прибыло, — он уже справился с волнением, и его высокий голос звучал торжественно, — Восьмой Великий хурал партии Тувинской Аратской Республики объявляю открытым.

Раздались два-три хлопка: немногие знали, что такое аплодисменты.

— Открыть! Открыть! — эхом отозвалось несколько голосов.

В президиум хурала предложили избрать весь состав Центрального Комитета, представителя Коминтерна — ректора КУТВа.

— Какие еще будут предложения?

На возвышение, где сидели таргалары из ЦК, поднялся Тевек-Кежеге.

— Предлагаю в президиум товарища Донгурака, делегата Улуг-Хема, председателя хошунного комитета партии.

— Не согласен! — крикнул с места Сундувей. — От Улуг-Хема уже назвали товарища Чульдума. Хватит!

Спорили, пока не объявили перерыв. Делегаты опять вышли на улицу — на снег и слякоть, разобрались по хошунам, присели на корточки, задымили.

Пежендей с Ензуком снова начали выпытывать у меня, что да как будет, но тут меня поманил встревоженный Баян-Далай, улуг-хемский арат.

— Как быть? — спросил он, боязливо поглядывая по сторонам. — Хурал-то уже открылся…

— Ну и что? — не понял я.

— Надо бы найти место поспокойнее. — Баян-Далай все еще испуганно озирался.

— Да что случилось? Ну пойдем.

Я повел его к себе на квартиру — это было совсем рядом.

— Здесь никого нет. Говори.

Оглядев все углы, будто все еще сомневаясь, не подслушивает ли кто, понизив голос, он сказал.

— Есть несколько слов о Донгураке.

— Да говори быстрее — перерыв кончится!

— Я хотел сказать, пока хурал не начался, но не знал — кому. Подходящего знакомого человека не нашел…

И опять зашарил глазами.

— Чего ты боишься, Баян-Далай? — потерял я терпение. — Мы с тобой одни. Говори смело.

— Хорошо, — тяжело вздохнул он. — Некоторых делегатов, выбранных на хошунном хурале, Донгурак с собой не взял. Вместо них приехали Тевек-Кежеге, Седен-Дамбаа и кое-кто еще из его сторонников. А они и не делегаты вовсе…

— Как не делегаты? Тевек-Кежеге выступал даже!

— Я и говорю.

Пожалуй, Баян-Далай не зря боялся!

— И еще Донгурак считает постановление ЦК о нашем хошуне неправильным. Донгурак велел всем нам требовать на хурале сменить ЦК.

Это уже совсем серьезно!

— Перед отъездом в Кызыл он нас собрал и наказывал, как держаться, как выступать. Многим из наших не по нутру. Но мы сами осилить его не сможем. Страшно против него пойти. Что делать? Научи.

— Что делать? — я старался говорить как можно спокойнее, чтобы не выдать волнения. — Вот так, как мне сказал, открыто скажи на хурале. Ничего не бойся. Тебя поддержат. Если не испугаешься выступить — обломаем рога бодливому быку!

— Ну, если так, — улыбнулся Баян-Далай, — согласен!

К счастью, перекур затянулся, и я успел передать Шагдыржапу и Пюльчуну обо всем, что услышал.