Слово арата

Через три дня, пройдя устье Хемчика, мы вошли в ущелье. Оно поднялось над рекой на триста — четыреста метров с обеих сторон. Девственные скалы. На утесах увидишь только перышки горного лука, да кое-где камень порос серым мохом и желтым лишайником. От Хем-Белдира до ущелья течение реки относительно тихое. Поверхность воды — как чистая дорога. У ущелья течение Улуг-Хема резко меняется: речные валы становятся на дыбы, яростно мечутся, пытаясь сбросить с себя седока. Здесь нужно очень ловко править плотом, чтобы не удариться о каменные глыбы.

Савелий снова высоко поднял голову. Лицо суровое. Кажется, что он сам выточен из камня.

— Нос вправо! Шабаш! Корма вправо! Шабаш!

К самой воде подступают отвесные скалы, видно только небо. Невольно спрашиваешь себя: кто же может жить на такой крутизне? А ведь на этих утесах есть своя особая жизнь. На крутых обрывах — пещеры, ими воспользовались турпаны, галки, филины, орлы; они вьют здесь гнезда; горные козлы с чудовищными рогами, стоя на отвесной скале, как на ровной площадке, поглядывают сверху вниз; то прыгают с уступа на уступ, то бегут вровень с плотом, а когда скала вот-вот оборвется, поворачивают назад. В ущелье своя жизнь, свои животные, свои не сравнимые ни с чем трудности.

Так мы проехали ущелье в скалистых утесах. Показались поляны Усинского нагорья. Кругом посветлело, водный путь раздвинулся. Наконец мы подъехали к тихому месту, похожему на озеро. Ход «Гнедко» замедлился так, будто наш резвый конек совсем выбился из сил.

— Покрепче привяжите коней! Все вещи тащите на балаган! — приказал Савелий.

Мы привязали коней и побросали на крышу балагана все, что лежало внизу.

Я спросил:

— Весла тоже на балаган?

Савелий сам схватил весло и закричал:

— Влезайте на балаган!

Так он готовил нас к встрече с Большим порогом. Но пока это была только тренировка.

— Бей вправо! Бей влево! Шабаш! — загремел опять голос Савелия. — Кидай на балаган!

Мы вырвали из уключин весла, кинули их на балаган и сами влезли на крышу.

— Теперь слезайте.

— Приготовиться, парни…

Я видел только голую руку лоцмана, а продолжение реки куда-то исчезло. Еще через несколько мгновений впереди нас что-то оглушительно зарокотало, голос лоцмана стал еле слышен. Сквозь тучу брызг я с трудом разглядел: скалы зажали реку в узком проходе, поверхность воды покрылась каким-то бешеным табуном, в котором все кони встали на дыбы и хотят выбить всадников из седла. Это и был Большой порог. Где-то далеко и глухо раздались слова:

— Бей вправо! Шабаш! Бей влево! Шабаш! Кидай греби на балаган!

Мы забрались на крышу. У нашего плота уже не было весел ни спереди, ни сзади. Рука опытного лоцмана подвела его к середине Большого порога. Мы ухнули в него с разбегу. Носовая часть плота нырнула вместе с лошадьми. Над водой мелькнули одни хвосты. Удары могучих валов заставляли наш плот то взмывать, выскакивая из пены, то опять нырять. Воздушные волны с потоками воды били в лицо.

Только мы, стоявшие на крыше балагана, видели Большой порог. Обитатели шатра лежали ничком, перебирали четки, читали молитвы, просили милости у неба — словом, были где-то посредине, между живыми и мертвыми. Правильно, что это место назвали Большим порогом. Слово ужар ^[84] найдено давно. Правильное слово. Над водой, перевалившей через такое крутое место, разве что птица пролетит! Как тут проедешь на плоту или переплывешь!

Если с берега смотреть на плот, болтающийся в котле Большого порога, издали кажется: то не плот плывет, а летит орел; собрался подхватить суслика или мышь — рухнул вниз, промахнулся и снова взлетел к небу, а завидя вторую жертву, снова падает на землю и снова взмывает в высоту… Большой порог остался позади.

— По местам!..

Мы угомонили нашего «Гнедко». Савелий тоже присмирел. Вскоре ложе Улуг-Хема очистилось. Вода перестала бурлить. За несколько дней пути на плоту скопилось много мусора; у коновязи образовалась навозная куча. Мы проехали Большой порог — и плот наш заблестел, и лошадки выкупались: отряхиваются от воды, отфыркиваются и радостно ржут.

Пришли в себя и саиты, стали разговаривать и курить, даже о чем-то заспорили; первым подал голос Далаа-Сюрюн.

— Ну и место, одна погибель! Думал, в живых не останемся. Оммаани патнихом!

Потом князь подошел к Савелию:

— А дальше такой ужар будет? Если будет, скажите нам сейчас, таныш, пожалуйста.

Я перевел слова князя. Савелий немного помолчал и успокоил:

— Такого места больше не будет.

Сразу же за Большим порогом опять сделали привал. Хорошо устроились на высоком берегу среди таежного бурелома.

Во сне я видел мелькающие выступы скал и зубцы отрогов ущелья. К скале был прикован железной цепью мой конь Таш-Хурен. На краю ущелья стоял хрустальный Верин дворец. Над дворцом, в просвете между тополями, по низкому вечернему небу плыли облака. С другого края бурели щетинистые хребты тайги. Дальше на конце земли, мерцая, белели вершины гор, отделенные золотой жилкой от серебряно-голубого небесного полога.