— Вот его палатка, — сказала Томико и содрогнулась от звука собственного голоса среди гигантского скопления безголосых. В палатке лежали спальник Осдена, книги, ящик с пищевыми припасами. «Нам надо бы кричать, звать его», — подумала она, но даже не предложила этого. И Харфекс тоже. Они начали описывать круги, постепенно удаляясь от палатки и стараясь не терять друг друга из вида среди колоннады стволов и тяжелого сумрака. Томико наткнулась на распростертое тело Осдена метрах в тридцати от палатки, привлеченная белым пятном валяющейся рядом записной книжки. Он лежал ничком между корнями двух могучих деревьев. Голова и руки у него были в крови — и запекшейся, и алой, еще сочащейся.
Рядом с ней возник Харфекс. Бледная кожа хейнита казалась в сумраке совсем зеленой.
— Мертв?
— Нет. Его ударили. Сзади. И не один раз! — Пальцы Томико осторожно ощупывали окровавленную голову — виски, затылок, темя. — Каким-то оружием или орудием… Но кость как будто цела.
Когда они перевернули Осдена на спину, собираясь его поднять, глаза у него раскрылись. Томико наклонилась почти к самому его лицу. Его бледные губы извивались. Ее обуял смертельный страх. Она пронзительно вскрикнула — один раз, и два, и три… Потом, шатаясь, спотыкаясь, кинулась в жуткий сумрак. Харфекс схватил ее. От прикосновения его рук, от звука его голоса ей стало чуть спокойнее.
— Что? Что случилось? — повторял он.
— Не знаю, — всхлипывала она. Удары сердца все еще сотрясали ее тело, в глазах мутилось. — Страх… такой… Меня охватила паника. Когда я увидела его глаза.
— Мы в очень нервном состоянии. Не понимаю причины…
— Я уже ничего. Побыстрее. Надо скорее отвезти его в лагерь!
С какой-то бестолковой спешкой они донесли Осдена до реки, обвязали веревкой под мышками и втащили в реаверт. Он болтался, как мешок, поворачиваясь вправо-влево над плотным морем листьев. Едва уложив его, они взлетели. Через минуту под ними была уже открытая прерия. Томико поймала пеленг и глубоко вздохнула. Ее глаза встретились с глазами Харфекса.
— Я была в таком ужасе, что чуть не потеряла сознание. Ничего подобного я раньше не испытывала.
— Я тоже… испытал иррациональный страх, — сказал хейнит. И действительно, вид у него был ошеломленный и постаревший. — Не такой сильный, как вы. Но столь же беспричинный.
— Это случилось, когда я дотронулась до него, поддерживала за плечи. На секунду к нему как будто вернулось сознание.
— Эмпатия?.. Ну, будем надеяться, он расскажет нам, чьему нападению подвергся.
Осден, весь в крови и грязи, словно сломанная кукла полусвисал с заднего сидения, на которое они почти бросили его, торопясь выбраться из леса.
В лагере царила такая же паника. Неуклюжая жестокость нападения казалась зловещей и непонятной. Харфекс по-прежнему решительно отрицал наличие животной жизни на планете, и они принялись создавать в своем воображении мыслящие растения, чудовищных растительных хищников, владеющих телекинезом. Латентная фобия Дженни Чон перешла в острую фазу, и она была способна говорить только о Черных Эго, которые неотступно следуют за людьми. Ее с Оллеру и Порлоком сразу же отозвали в базовый лагерь; больше никто не изъявлял желания вести полевые наблюдения.
Осден потерял много крови за те три-четыре часа, пока его искали, у него было легкое сотрясение мозга, и он находился в полукоматозном состоянии. Когда шок прошел, поднялась температура, и он несколько раз звал «доктора» жалобным голосом: «Доктор Хаммергельд!..» Когда через двое долгих суток сознание вернулось к нему полностью, Томико позвала в его закуток Харфекса.
— Осден вы можете сказать нам, кто на вас напал?
Бесцветные глаза взглянули мимо Харфекса.
— Вы подверглись нападению, — мягко сказала Томико. Этот бегающий взгляд был противно-знакомым, но она, как врач, сочувствовала тем, кто нуждался в ее помощи. — Возможно, вы пока не помните. Вы подверглись нападению. Вы были в лесу…
— А! — вскрикнул он, его глаза заблестели, лицо исказилось. — Лес… в лесу…
— Что в лесу?
Он ловил ртом воздух. Потом его лицо приняло почти нормальное выражение и через несколько секунд он ответил:
— Не знаю.
— Вы видели, кто на вас напал? — спросил Харфекс.
— Не знаю.
— Но вы же вспомнили!
— Не знаю.
— От этого может зависеть жизнь нас всех. Вы должны сказать нам, что видели!
— Не знаю, — пробормотал Осден, всхлипывая от слабости. У него не хватало сил скрыть, что он знает ответ, но он не отвечал.
Порлок в нескольких шагах от закутка посасывал усы цвета соли с перцем, стараясь расслышать, что там происходит.
Харфекс наклонился над Осденом и сказал:
— Нет, вы ответите…