Слово древней Руси

Слово древней Руси

Непривычная литература

Древнерусская, а точнее русская средневековая, литература отодвинута от нас вдаль не только во времени. Нас отгораживает от нее весь опыт чтения, «испорченный» современной литературой.

Чтобы научиться ее читать и войти в ее непривычный мир, нужно приобрести новый читательский опыт. А для начала приведем наставление средневекового автора своему читателю: «Когда читаешь книгу, не стремись быстро дочитать до другой главы, но подумай, что говорят в книге прочитанные слова, и трижды обращайся к одной и той же главе. Делай так, чтобы не только на устах, но и в сердце твоем оседали слова книги…»[1]

* * *

С принятием христианства на Руси появились письменность и литература, сначала это была литература переводная, пришедшая из Византии в южно-славянских переводах, но очень скоро появилась и своя, оригинальная. Произведения переписывались от руки и распространялись в копиях — списках, многие произведения таким образом неоднократно переписывались не одно столетие.

Древнерусская литература разделялась на две большие части — церковную, используемую при богослужении, в монастырском обиходе, и светскую. О церковной литературе нам известно больше: памятники церковной письменности постоянно переписывались, сохранялись, необходимость в них поддерживалась церковью.

О светской литературе известно меньше, особенно о светских произведениях раннего периода. Можно думать, что этот пласт литературы был достаточно обширен, однако отношение к светской литературе не было слишком бережным. Вот судьба некоторых ранних памятников светской литературы: «Слово о полку Игореве» сохранилось в одном дефектном списке предположительно XVI в., да и тот погиб в пожаре 1812 года, «Поучение» Владимира Мономаха дошло в одном списке, а «Слово» и «Моление» Даниила Заточника (две редакции XI–XIII вв. одного памятника) сохранились лишь в поздних списках.

Отличий древнерусской литературы от современной много. Во-первых, это литература в основном анонимная: в Древней Руси не было такого понятия, как авторское право. Мы можем назвать некоторых древнерусских авторов: митрополита Илариона, летописца Нестора, загадочного Даниила Заточника; его тезку, паломника Даниила, автора «Хожения»; князя Владимира Мономаха, самого царя Ивана Грозного, Ермолая-Еразма, автора «Повести о Петре и Февронии»; некоторые другие имена восстанавливаются благодаря скрупулезному труду историков, источниковедов, филологов, ведь творчество древнерусского писателя было принципиально анонимно — авторы не стремились к известности (как осуждающе писал митрополит Иларион, это «есть пример дерзости и желание славы»), а хотели послужить Богу и ближним. Однако нельзя думать, что древнерусские произведения лишены индивидуального начала: оно неизменно проявляется в талантливом произведении, но оно не было самоцелью. Кроме того, последующие переписчики нередко выступали вольными или невольными соредакторами автора и при переписывании вносили что-то свое, поэтому, читая древнерусское произведение, важно знать, с какой редакцией мы имеем дело — с ранней, наиболее близкой к авторскому тексту (автографов древних авторов практически не сохранилось), или с поздней, но, возможно, по-своему интересной. Бывает и так, как, например, в случае со «Словом» и «Молением» Даниила Заточника, что пока невозможно определить, какая редакция — «Слово» или «Моление» — первична, а какая вторична, и какой текст, в конце концов можно признать авторским.

Во-вторых, древнерусская литература — это литература без вымысла, в ней ничего не «придумывается», она написана не для развлечения, а для поучения, назидания. Поэтому о чем бы ни шла речь в средневековом произведении — об огненных столпах, о надоедливых бесах, о всевозможных чудесах, — во все это автор и его читатели верили и воспринимали как документальное свидетельство и соответственно не старались сознательно приукрасить свой рассказ за счет вымысла, «присочинив» что-нибудь, напротив, старались описать либо то, чему сами были очевидцами, либо то, о чем можно было узнать из достоверных источников, рассказов современников событий, письменных свидетельств. Не следует удивляться однако тому, что в числе таких «документальных» свидетельств в литературу попадали легенды и мифы, ведь и миф, и легенду средневековый человек воспринимал как реальность.