Слово и событие. Писатель и литература

В терминах Соссюра можно сказать, что в живом языке значение и значимость слитны. По недоразумению, понятному в русле того же общего стремления к терминологизации, значимость Соссюра чаще понимается сейчас как структурно обусловленное значение. Поскольку всё сводится таким образом к вопиюще бедной, тривиальной концепции, которая в практике языка ничему не соответствует, в лингвистической литературе существует обширная «критика соссюровской концепции значимости». Ход рассуждения здесь всем хорошо известен: если значимость в популярном изложении Соссюра сводится к «месту элемента в сети его связей и отношений с другими элементами некоторой системы»[8], то разумеется содержание знака предстает в виде «имманентного свойства самой языковой структуры, не зависящего от обозначаемой действительности»[9]. Такая чудовищная концепция значимости, якобы принятая у Соссюра, когда А определяется через Б и В, а В через А и Б, справедливо отвергается. Всего обстоятельнее и обоснованнее ее отвергал сам Соссюр. Это ясно видно не столько в тексте его курса, отредактированном Шарлем Балли и Альбером Сешеэ, сколько в критическом издании соссюровских лекций под редакцией Рудольфа Энглера (1968). Соссюр говорил согласно этим записям о «ложном представлении, будто есть какие-то слова, существующие в качестве единиц, которым приписывается определенная значимость. Наоборот, именно значимость определяет и отграничивает слова в мысли» (248=1802: II R 41). «Мы постоянно говорим об опасности абстракций. Чтобы понять, что такое конкретное, необходим критерий. Этот критерий – в сознании каждого. То, что есть в ощущении говорящих субъектов, то, что в какой бы то ни было мере ощущается, – это значимость, и тогда можно говорить, что подлинно конкретное, а его не так легко уловить в языке = тому, что ощущается, а это последнее в свою очередь = тому, что в какой-либо мере значимо» (239–240=1737: II R 42). «Лишь система знаков, исходящая из общества, заслуживает этого названия… Ни в какой момент семиологический феномен не оставляет за своими пределами стихию социальной коллективности» (172-173=1286-1287 5 II С 21).

Для нас важно даже не то, что Соссюр видел в значимости вовсе не «внутриязыковой» факт в отрыве от коллективного сознания. Всего интереснее, что Соссюр находил в значимости фокус, точку схождения коллективного сознания – т. е. основной социальной реальности – и устройства языка. «Казалось бы, что в знаке есть две значимости (значимость в себе и значимость, которая придается ему коллективом!), но в основе это одно и то же»; «различные [языковые] элементы по необходимости обладают взаимообусловленными значимостями, однако сама значимость присуждается лишь социальной силой, которая ее санкционирует. Если посмотреть в корень, то оба эти аспекта тождественны» (255=1842: II R 24; G I. 5 а). Если взаимоотношения внутри знаковой структуры потеряют свою слитность со структурой реальности, как она сознается коллективом, то язык превратится в набор номенклатурных обозначений. Иначе говоря, отношение знака к вещи есть в своем корне то же самое, что отношение знака к другому знаку. «Если взять заменяемую вещь [предмет, с которым соотнесен знак], с одной стороны, а с другой – единицы, составляющие связную систему [т. е. системы языка или речи, здесь различие между ними уже не важно], то тут не видно ничего общего. Собственная суть значимости в том, чтобы поставить в связь эти две вещи. Она ставит их в связь образом, который приводит разум в отчаяние невозможностью разобрать, различаются ли оба эти аспекта значимости для нее самой или в чем [они различаются]. Единственная бесспорная вещь – это что значимость действует по обеим этим осям, определяется одновременно в соответствии с обеими этими осями» (259–260=1864: № 23. 6, р. 11). В вопросе об этой соединяющей работе значимости «разверзается пропасть между точкой зрения лингвиста и тупоумной точкой зрения, рассматривающей язык как номенклатуру» (258=1857: III С 391, ср. Соссюр 1977, с. 146).