Слово о граде Путивле

Ведьма и банник вышли из бани. Во дворе было тихо и пусто. Только у надпогребницы слышался пьяный голос. Судя по невразумительности речи, пьяный говорил сам с собой. Банник поддерживал двумя руками живот, чтобы не мешал идти. Вода громко плескалась в животе при каждом шаге. Ведьма попрощалась с банником, направилась к воротам, ведущим на соборную площадь. Банник молча кивнул ведьме. Он боялся открыть рот, чтобы не расплескать ни капли воды. Подходя к воротам княжеского двора, ведьма услышала громкое и продолжительное шипение в овине, как будто на раскаленную печь выплеснули целую бочку холодной воды. Ведьма знала, что печь в овине сегодня не топили. Значит, овинник получил по заслугам.

9

Вирник Ивор Кочкарь добрался до села Кукушкино только к полудню, хотя выехал рано утром, а пути было всего ничего. Спешить он не умел, даже в те редкие случаи, когда хотел. Вирника сопровождали мечник и отрок. Все трое ехали верхом на лошадях, и одну запасную отрок вел на поводу. Кочкарю недавно стукнуло пятьдесят. Был он невысок ростом, толст и короткорук. Злые языки поговаривали, что князь перевел его из гридей в вирники за то, что живот мешал мечом махать. Ивор был доволен новой службой, потому что отличался неимоверной ленью, а на новой службе вроде бы при деле и хорошем доходе и работать по большому счету не надо. Единственным недостатком этой службы были частые поездки. Ивор Кочкарь не любил ездить и ходить куда бы то ни было. Будь его воля, он бы не вылезал из постели. Остановившись у ворот тиунского двора, вирник подождал, пока мечник постучит в них и окликнет сторожа. Открыл холоп, простоволосый, в грязной, не подпоясанной рубахе и босой.

Мечник посмотрел на вирника, понял, что тому лень говорить, приказал сам:

– Доложи хозяину, вирник приехал.

Вирник подъехал к крыльцу, но с лошади не слез. Мечник и отрок тоже остались в седлах.

Яков Прокшинич только что сел обедать. Так уж всегда получалось, что гости появлялись, когда он садился или вставал из-за стола. Пришлось ему вставать, идти на крыльцо встречать их. По старшинству они были примерно равны, может быть, тиун даже чуть выше вирника, но поскольку на первом была вина, пусть и чужая, Прокшинич не стал ждать, когда Кочкарь спешится, подошел к нему и поздоровался. Они были знакомы с молодых лет, служили в одной сотне дружинниками. Однажды Кочкарь заснул на посту, прозвал вражеский дозор, из-за чего Яков Прокшинич чуть не остался без головы, был тяжело ранен. С тех пор тиун ненавидел вирника и ждал удобного случая отомстить. Кочкарь знал об этом, даже, казалось, готов был помочь отомстить себе, но каждый раз помогал так, что потерпевшим оказывался Прокшинич.

– Нашел убийцу? – спросил вирник.

– Нет, – ответил тиун. – Ищем.

– Плохо ищете, – сделал вывод Ивор. – Еще неделя у тебя, пока я буду виру собирать. Не найдешь – увезу «дикую» виру, все двадцать четыре гривны.

Ему полагалось с простой виры две гривны и двадцать кун, а с «дикой» – вдвое. Весь недобор будет за счет вирника, поэтому тиун не сомневался, что Кочкарь наберет денег и припасов на всю сумму.

– Знаю, – сказал Яков Прокшинич.

– А что мне полагается на неделю – не забыл? – со скрытой насмешкой поинтересовался вирник. Он не хуже других знал о восхитительной памяти Прокшинича.

– Семь ведер солоду, баран или пол говяжьей туши либо деньгами две ногаты; в среду и пятницу по сыру ценой в резану; ежедневно по две куры; а хлеба и пшена вдосталь, сколько съешь с помощниками. Лошадям овес. Всё это на пятнадцать кун, – не задумываясь, быстро перечислил тиун.

Вирник восхищенно крякнул. Ненависть не мешала ему поражаться способностям Якова Прокшинича. Другие тиуны обязательно что-то забывали или перепутывали и не всегда в свою пользу.

– Где поселишь? – спросил Ивор.

– У вдовы Лукьяновны.

– Столяр у нее жил? – спросил вирник.

– У нее, – подтвердил тиун.

– Ну, посмотрим, где он жил, – сказал вирник и, не попрощавшись, развернул лошадь и поехал к вдове Лукьяновне.

Вдова приходилась тиуну дальней родственницей по жене. Жила она бедно, часто за весь день ела только похлебку, в которой крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой. Когда было совсем невмоготу, шла просить милостыню у богатого родственника. Чтобы пореже ее видеть, Прокшинич направлял к ней постояльцев. Им еду приготовит и сама голодная не останется.

Яков Прокшинич вернулся за стол. Пока он говорил с вирником, жена и дети успели отобедать, причем дочка ела стоя: на поротом до крови заду сидеть было больно. Отец бил ее каждый день после обеда. Сорвав на ней зло, спал крепче. Улька, наученная матерью, больше не кричала, поэтому битье заканчивалось быстро. И сейчас она убежала на двор, чтобы оттянуть час наказания.

Тиун зачерпнул деревянной, с нарисованными красно-желтыми листьями ложкой из деревянной, расписанной червчато-зелено-золотыми цветами миски кислые щи из солонины. Вкус ему не понравился:

– Холодные и горькие какие-то стали. Перцу насыпала?

– Что ты батюшка, откуда у нас перец?! – испуганно оправдывалась Марфа. – Давай я разогрею быстро.