Баню топили со вчерашнего дня до сегодняшнего утра, потому что там рожала дворовая баба. Разродилась близнецами, мальчиком и девочкой. В бане было сухо и тепло, пахло можжевеловым дымом, которым окуривали ее, чтобы отогнать от роженицы нечистую силу. Ведьма подивилась, какая хорошая судьба ожидает обоих новорожденных: мальчик станет удачливым купцом, а девочка выйдет замуж за дружинника, который потеряет в бою пальцы на правой руке и получит на пожизненное кормление должность тиуна в богатом селе, которое при нем минуют и войны, и неурожаи, и моровые поветрия, и в котором они с женой вырастят девятерых детей. Что будет с их детьми, она не успела узнать, потому что князь Владимир опять обнял ее так сильно, чтобы позабыла обо всем.
– Подожди, тут же сыро! – раззадоривая его, ломалась ведьма.
Князь снял тяжелую, шитую золотом ферязь, постелил ею полок. По ферязью на нем была шелковая рубаха, прохладная на ощупь, подпоясанная витым шнурком. Ведьма развязала опояску, завела руку под рубаху князю. Его молодое, горячее тело подрагивало от каждого ее прикосновения. Потеряв терпение, Владимир повалил ведьму на расстеленную ферязь.
Был он напорист и неутомим. Ведьма знала, что он получит такое неописуемое удовольствие, какое не сможет дать ему ни одна обыкновенная женщина, но не предполагала, что и сама впервые в жизни познает радость плотской любви. Муж не смог или не успел разбудить ее чувственность. Теперь она поняла, почему ее тянуло к Владимиру. Там, где молчало ведовство, сработала обычная женская интуиция.
Когда князь насытился и заснул, по-детски прижавшись к ее груди, она долго гладила его шелковистые волосы, пытаясь заглянуть в будущее. Оно не открывалось. И не только по отношению к Владимиру. У счастья нет будущего.
Из-под каменки послышалось требовательное покашливание. Это банник давал понять, что пора ведьме идти восвояси. Ему надо по первых петухов сходить по делам, а оставлять баню на другую нечисть нельзя: вдруг ей здесь понравится и останется навсегда?
– Не шуми, разбудишь князя, – попросила ведьма.
– Не разбужу, – заверил ее банник, вылезая из-под каменки.
Это был голый старик с длинными мокрыми волосами, худым телом, облепленным мокрыми листьями от березовых веников, кривыми руками и ногами с распухшими суставами. Левая рука и правая нога были мохнатыми, а правая рука и левая нога – голыми.
– Его утром с трудом растолкают, пойдет в терем досыпать, – продолжил банник и похвалил: – Ну, ты ублажила его!
– Долго ли умеючи?! – не без хвастовства произнесла она.
– Умеючи да и долго! – в тон ей игриво ответил банник и звонко шлепнул ведьму по ляжке.
– Отстань! – отмахнулась она и предупредила: – И не вздумай князю навредить! А то я тебя и под каменкой достану!
– Чего ему вредить?! – недовольно забурчал банник. – Хозяин он хороший, не жадный. И веничек всегда оставит, и водичку. И вообще, скоро мы с ним надолго расстанемся.
– Разве надолго? – удивилась ведьма.
– Для тебя, может, и нет, а для меня большой срок, – сказал банник.
– Большой – это сколько? – схитрила ведьма, чтобы узнать хитростью, насколько расстается с князем.
– Сама не знаешь, что ли?! – возмутился банник.
Она не стала признаваться, что не видит судьбу любимого, иначе банник перестанет уважать ее, а за ним – и остальная нечисть.
– Ладно, уходи отсюда! – потребовал банник. – Я спешу.
– Куда это? – поинтересовалась ведьма.
– С овинником драться.
– А что вы с ним не поделили? – удивленно спросила ведьма.
– Он у меня девок дворовых сманил. Раньше они только у меня гадали. Подойдут к челу каменки, задерут юбку, а их щупаю, щупаю!.. – похотливо хихикнув, сообщил банник. – У какой есть за что подержаться, ту мохнатой рукой щупаю – к богатому жениху, у какой нет, ту голой рукой – к бедному жениху. А они визжат и до-о-олго не уходят! – он снова захихикал, а потом продолжил злым голосом: – А этот овинник, морда пересушенная, всех мохнатой щупает, они к нему и перебежали!
– За такое надо наказывать, – согласилась ведьма, заботливо переложив голову князя со своей груди на полок.
– Пойдем, поможешь мне, – позвал банник.
– Какая сейчас из меня помощница?! – отказалась ведьма, встала с полка и сладко потянулась. – Счастливые – плохие драчуны.
– Ну, не хочешь – не надо, – сказал банник.
Он наклонился к бочке с водой, что стояла в углу, и одним глотком втянул в себя всю воду из нее. Тело его сразу раздулось, особенно живот, который обвис почти до коленей. Вода предназначалась для овинника, который боялся ее, предпочитал, в отличие от банника, сухой жар.