Слово о полку Игореве

Так или иначе, но мы можем допустить, что Быковский, причастный к поэтическому искусству уже в молодости, был автором одного высокохудожественного произведения. Подобные факты хорошо известны в русской и мировой литературе. Причины к тому были разные. В невыносимо тяжелых условиях крепостнического гнета в России XVIII и первой половины XIX в. мы встречаемся чаще всего с единичными талантливыми произведениями крестьянской литературы, автор которых иногда бывает и вовсе неизвестен. Так, около 1767–1769 гг. написан во многом замечательный «Плач холопов» с его антикрепостническими мотивами.[Западов А. В. Памятники крестьянской литературы // История русской литературы. М.; Л., 1947. Т. 4. С. 312–315; Домановский Л. В. Народное потаенное творчество//Русская литература и фольклор (XI–XVIII вв.). Л., 1970. С. 282–285.] В этом стихотворении безвестного холопа причудливо переплетаются народные мотивы плача и черты книжного влияния. Как известно, автором фактически одного бессмертного «Конька Горбунка» (1834 г.) является П. П. Ершов. Недавно обнаружена большая повесть в стихах «Вести о России» неизвестного ярославского автора (30—40-е гг. XIX в.), посвященная тяжелому подневольному труду.[Вести о России. Ярославль, 1961.]

Один из излюбленных доводов сторонников древнего происхождения Слова против датировки памятника XVIII в. сводится к следующему. XVIII век — век панегирических од, а в Игоревой песни рассказывается о поражении русских войск. И поэтому писатель XVIII в. не мог обратиться к подобной скорбной тематике.

Но эти рассуждения были бы верны, если б речь шла об официозном произведении.

Написанная «старыми словесы» Песнь о походе Игоря народна и по идейному содержанию, и по фольклорному происхождению основных образов и средств выражения. Сама тема трагической судьбы героя, сталкивающегося с татарами, звучала лейтмотивом в украинских думах тех времен.[Кирдан Б. П. Украинские народные думы. М., 1964. С. 181.] В числе излюбленных жанров русской и украинской поэзии были плачи. П. Житецкий писал: «Жалощи, плачи составляют, так сказать, органическую принадлежность самой фразеологии… дум».[Житецкий П. Мысли о народных малорусских думах. Киев, 1893. С. 26.] К этому, конечно, надо прибавить те традиции церковной литературы, на которых воспитывался автор Слова. Ведь «все призывы церковных проповедников строились на материале общественных несчастий».[Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» и особенности русской средневековой литературы. С. 303.] Да и сам трагедийный замысел Слова о полку Игореве как нельзя больше соответствует распространению в последней четверти XVIII в. больших трагедий на исторические темы, в которых находим выражение сокровенных чаяний передовых писателей. Достаточно вспомнить написанную за несколько месяцев до Великой французской революции трагедию «Вадим» Я. Б. Княжнина, переводчика вольтеровской «Генриады».

Слово о полку Игореве резко отличается от других литературных памятников России второй половины XVIII в. по своей форме, приближаясь к ним по идейному содержанию. Гениального писателя вообще трудно сравнить с его современниками. М. Чулков, М. Попов, В. Левшин воспринимали передовые идеи XVIII в. непосредственно, а автор Слова, очевидно, сквозь призму монастырских стекол. Только человек, прошедший длительную школу риторики и пиитики, мог так легко использовать словарный материал древних литературных памятников для создания совершенно индивидуального и ни с чем не сравнимого произведения поэтического искусства.

Светский писатель XVIII в., даже задумав написать стилизацию на древнерусские темы, не стал бы так буквально воспроизводить фактическую основу поэмы, как бы опасаясь к ней что-либо прибавить или убавить. Эта манера гораздо более характерна для церковного писателя, который всегда старался не отходить от буквы Священного Писания и отцов церкви в существе своей проповеди или поучения. Именно поэтому он предпочел в своей Песне использовать древние летописи, а не их позднейшее толкование, данное В. Н. Татищевым или каким-либо другим историком.