Слово о полку Игореве

О стонать Русской земле, помянув первые времена [еще до Всеслава Полоцкого] и первых князей [очевидно, Олега, Игоря, Святослава, Владимира]! Того старого Владимира [Святославича] нельзя было пригвоздить к горам киевским [так часто он ходил в походы на недругов Русской земли]; вот ведь [и] теперь встали стяги [приготовившись к походу] Рюрика [Ростиславича], и другие [его брата] Давыда [Ростиславича], но врозь у них развеваются полотнища [нет между ними согласия]. [Забыты, следовательно, походы первых русских князей на врагов Руси; в нынешних походах нет между князьями согласия]. Копья поют! [Слышатся звуки битвы!].

Возвращаясь к повествованию об Игоре, автор передает плач жены Игоря — Ярославны.

На Дунае Ярославнин [жены Игоря — дочери Ярослава Осмомысла] голос слышится [голос Ярославны долетает до крайних границ Руси — до берегов Дуная], кукушкою безвестною рано [она] кукует: „Полечу, — говорит, — кукушкою по Дунаю, омочу бобровый рукав в Каяле реке [где потерпел поражение Игорь], утру князю [Игорю] кровавые его раны на могучем его теле“.

Ярославна рано плачет в Путивле на забрале [на переходах городских стен], приговаривая: „О ветер, ветрило! Зачем ты, господин, веешь наперекор [навстречу русским полкам]? Зачем мчишь хиновские стрелочки на своих легких крыльицах на воинов моего милого [в битве на Каяле ветер дул на русских со стороны моря, со стороны половцев]? Разве мало тебе было в вышине под облаками веять, лелея корабли на синем море? Зачем, господин, мое веселье по ковылю [ты] развеял?“.

Ярославна рано плачет в Путивле городе на забрале, приговаривая: „О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы [в местах днепровских порогов] сквозь землю Половецкую. Ты лелеял на себе Святославовы [Святослава Всеволодовича киевского] насады [суда с „насаженными“, надшитыми бортами] до стана Кобякова [до стана половецкого войска хана Кобяка, разбитого Святославом за год до похода Игоря]. Прилелей [же], господин, ко мне моего милого, чтобы не слала рано я к нему слез на море [где в Приазовских степях находился в плену Игорь].

Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, приговаривая: „Светлое и трижды светлое солнце! Для всех ты тепло и прекрасно: к чему [же], господине, простерло [ты] горячие свои лучи на воинов моего милого? В поле безводном жаждою им луки согнуло, горем им колчаны заткнуло?“ [В трехдневном бою воины Игоря жестоко страдали от жажды].

Как бы в ответ на мольбу Ярославны, бог указывает путь Игорю к бегству в Русскую землю.

Прыснуло море в полуночи, идут смерчи облаками. Игорю князю бог путь указывает [этими приметами] из земли Половецкой в землю Русскую к отчему золотому столу [в Чернигове].

Описание бегства Игоря.

Погасли вечером зори. Игорь спит, Игорь бдит, Игорь мыслью поля мерит от великого Дона до малого Донца. Коня в полночь Овлур [крещеный половец, дружественный Игорю] свистнул за рекою, велит князю разуметь: князю Игорю не оставаться; [Овлур] кликнул, застучала земля [под копытами коней], зашумела [потревоженная] трава, вежи половецкие задвигались [половцы заметили бегство Игоря]. А Игорь князь поскакал горностаем к [прибрежному] тростнику и белым гоголем на воду. Вскочил [на той стороне реки] на борзого коня [приготовленного ему Овлуром за рекою] и соскочил с него серым волком. И побежал к излучине Донца, и полетел соколом под облаками, избивая гусей и лебедей к завтраку, и обеду, и ужину. Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, стряхивая собою студеную росу: [оба] ведь надорвали своих борзых коней.

Разговор Игоря с рекой Донцом.

Донец говорит: „[О!] князь Игорь, немало тебе величия, а Кончаку нелюбия, а Русской земле веселия!“.

Игорь говорит [в ответ]: „О Донец! Немало тебе величия, лелеявшему князя [Игоря] на волнах, стлавшему ему зеленую траву на своих серебряных берегах, одевавшему его теплыми туманами под сенью зеленого дерева; ты стерег его [Игоря] гоголем на воде [твой чуткий к приближению человека гоголь предупреждал его об опасности], чайками на струях [твои чайки, поднимаясь с воды, предупреждали его о приближении погони], чернядями на ветрах [чуткими к приближению человека чернядями]. Не такова-то, — говорит [Игорь], — река Стугна; скудную струю имея, поглотив чужие ручьи и ладьи, расширенная к устью, [когда-то] юношу князя Ростислава [брата Владимира Мономаха] заключила [утопила во время бегства от половцев после поражения]. На темном берегу Днепра плачет мать Ростислава по юноше князе Ростиславе. [Тогда] уныли цветы от жалости и дерево с тоской к земле приклонилось.

Погоня за Игорем. Разговор Гзака и Кончака о том, как удержать Игоря в плену.