— Так значит, Марьяна, ты полагаешь, что это Сол пытался убить моего внука? — в голосе старика не намёка на волнение. Напротив, тот пропитан насмешливой иронией, будто я только что сморозила небывалую глупость.
— Я ничего не считаю, — ложкой размазываю по блюдцу печёные яблоки из пирога, пока один за одним сумасшедшие импульсы пронзают разум догадкой: во всём виноват Ветров. И в смерти отца, и покушении на Влада, и на меня — во всём! — У вашего Морриса был мотив. И не один. Тем более…
Хочу рассказать про чёрный внедорожник и появление Ветрова на кладбище в день похорон отца, но старик в очередной раз решает за меня: о чём говорить, а чём молчать.
— Мальчик ни при чём! — обрубает на корню мою реплику Чертов. — Я готов за него поручиться!
— Даже так? – нервная улыбка касается губ. Ещё месяц назад я и сама могла бы поручиться за Саву, а сейчас все аргументы работают против него. — Откуда такое слепое доверие этому американцу? Как давно вы его знаете? Насколько хорошо?
— Ну уж поболе тебя, деточка! — старик сверкает безумным взглядом, таким жутким и притягательным одновременно, что становится не по себе.
— Вы в курсе, что «Сол Моррис» его ненастоящее имя? — смело встречаюсь с Дьявольским взглядом.
— Отчего же ненастоящее? — улыбается старик. — Самое что ни на есть настоящее. Оно было дано ему при рождении. Не поверишь, но я держал этого малого на руках, когда ему и недели ещё не было.
— Звучит неубедительно! — качаю головой.
— Убеждать тебя в чём-то у меня нет никакого желания, но и вхолостую разбрасываться обвинениями в адрес моего мальчика я не позволю!
— «Вашего мальчика»? — с ложкой в руке вскакиваю с места. — А чей «мальчик» сейчас с дырой в сердце в реанимации лежит? Не ваш? Сол Моррис вас обманывает, а вы слепо ему верите!
— Хватит, Марьяна! — бьёт по столу раскрытой ладонью Чертов. — Сядь! — командует. — Расследованием занимается следствие. Осин подключил все свои резервы, чтобы отыскать ублюдка. И поверь, мы его обязательно найдём. Но запомни: Сол Моррис к покушению на моего внука никакого отношения не имеет!
— И к смерти моего отца тоже, — язвительно подмечаю, оседая на стул и бессмысленно борясь с дрожью.
— Да! — отрезает Чертов. — У мальчика неоспоримое алиби: в тот день его не было в России.
— Следствие может это подтвердить?
— Это могу подтвердить я!
— На основании чего?
— Его слова!
— Бред! Слово Морриса не стоит выеденного яйца! Поверьте, я знаю!
В столовой повисает гнетущее молчание. Я гулко дышу, продолжая сгорать от негодования, но не спешу с доказательствами — надеюсь, что Чертов и сам всё поймёт: когда дело касается убийства, доверять одному только слову подозреваемого как минимум глупо.
Но Иван Денисович ни черта не понимает!
— Как прошёл твой день, Марьяна? — спрашивает, почёсывая подбородок. Тон старика совершенно расслабленный и беззаботный. Чертов точно не в себе!
— Нормально, — тявкаю в ответ, поражаясь безразличию деда.
— Скучно тебе здесь, вижу!
Иван Денисович совершенно неверно трактует моё состояние: старик и правда слеп!
— Всё нормально! — повторяю чуть громче и грубее.
— Скука — результат твоего безделья, Марьяна! — поучительные нотки проскальзывают в интонации Чертова, но я не разбираю и половины произнесённых стариком слов. Всё до одной мысли в моей голове сейчас о Саве. Разочаровываться в человеке порой ничуть не легче, чем прощаться с ним навсегда: те же по размеру осколки боли впиваются в сердце, безжалостно разрывая его на части.
— Тебе нужно чем-то заняться: спорт, хобби, работа… Что-то, что поможет поменьше думать о всякой ерунде и заново ощутить вкус жизни.
— Вы серьёзно? — дыхание спирает от человеческой глупости: старик пригрел на груди убийцу и так спокойно рассуждает о вкусе жизни. — Хобби?
— Что тебя так удивляет?
— Вы правда не понимаете? — мои губы дрожат в ухмылке, а чайная ложка, зажатая между трясущихся пальцев, начинает ритмично ударяться о нежный фарфор блюдца.
— Отчего же, Марьяна! – Чертов откидывается на спинку стула, позволяя Галине Семёновне поставить на стол чашку ароматного эспрессо без сахара. — Насколько я помню, Влад что-то говорил о твоей работе в школе. Верно?
Но я молчу. Смотрю не моргая на старика и понимаю: говорить с ним бесполезно – он не услышит!
— Думаю, мой внук будет рад, если ты осуществишь свою давнюю мечту — начнёшь преподавать. Хотя бы частные уроки, — Иван Денисович залпом осушает миниатюрную порцию кофе и, подперев костлявыми пальцами морщинистый подбородок, монотонно смотрит на меня разноцветными глазищами, отчего по коже проносится холодок.
Шумно сглатываю и мотаю головой. Мне нужно сформулировать клокочущую в сознании мысль относительно Ветрова и озвучить её Чертову, да так, чтобы выбить из его старческой башки всю откровенную блажь касательно Савы, но ничего не выходит: мысли прыгают как блохи от погони, ни в какую не обретая форму слов.