— Смотрите сами, Марьяна Игоревна, — Артём отключает фонарик, чтобы тот не бликовал, и вместе со мной устремляет внимание к забору. — Никаких машин, — пожимает плечами, а мне и добавить нечего: проезжая часть за территорией особняка хоть и прозябает в темноте, но на месте недавнего гостя пусто.
— Значит, уже уехал! Но вы ведь можете по видеокамерам посмотреть… Он был! Точно!
— Боюсь, камеры стали жертвой отключения электроэнергии, — объясняет, как маленькой. — Впрочем, я уверен, мы бы ничего не нашли. У страха глаза велики — так вроде малышам в сказках рассказывают?
Артём щёлкает Марусю по носу, а потом, сменив тон с игривого на вполне серьёзный обращается ко мне:
— Отсюда до забора — метров семьдесят, а то и все сто, Марьяна Игоревна. Да ещё и темно. Как вы умудрились разглядеть отломленное зеркало?
— Не знаю, – теряюсь под напором охранника.
— А приметы водителя через тонированное стекло? — Артём снова усмехается.
— В салоне горел свет, — мямлю в свою защиту.
— Это ничего не меняет. Вы просто испугались, а взбудораженное воображение сделало своё дело.
— Нет, — мотаю головой. — Там стоял внедорожник! Он был там!
— Пусть так, — обрывает на полуслове. — Но сейчас там никого нет. Вам нечего бояться. Ложитесь спать.
— А как же Галина Семёновна? А свет?
— На подстанции авария. Видите, — Артём снова отодвигает занавеску, — темно во всём посёлке. Сложно сказать, когда устранят неисправность. А Галину Семёновну Анатолий сейчас отвезёт в больницу, не переживайте.
— А Иван Денисович? Он ещё не вернулся?
— Насколько мне известно, Чертов уже в пути, — Артём отталкивается от подоконника и направляется к выходу. — Я буду внизу. Если что, зовите. И вот ещё…
Охранник лезет в задний карман джинсов и возвращается.
— Ваш телефон, — он вкладывает мне в руки мобильник и снова спешит уйти. — Галине Семёновне он больше не нужен.
Киваю и, тут же включая на смартфоне фонарик, с недоверием свечу им в спину уходящего секьюрити.
— Ты тоже, Марусь, думаешь, что я сошла с ума? — дождавшись, когда мужские шаги стихнут, вместе с крохой сажусь на кровать, а сама продолжаю смотреть в тёмное окно.
— Не-а, – мотает кудрявой макушкой Руся и сладко зевает.
— Ладно, — целую девчонку в щёчку. — Давай спать!
Правда, заснуть мне удаётся с трудом. Глупый страх, смешанный с неприятным предчувствием надвигающейся беды, не даёт покоя. Я прислушиваюсь к малейшим шорохам и неразборчивому голосу вернувшегося Чертова на первом этаже, всматриваюсь в темноту, поправляю одеяло на спящей Марусе. И вроде всё хорошо, но что-то настораживает, как будто нечто значимое я упускаю из виду.
Очередное утро не приносит бодрости. Голова гудит, словно я и вовсе не спала. Зато Маруся полна сил и энергии. Проснувшись с первыми лучами солнца, в одной майке и трусиках она уже сидит за столом и что-то рисует акварелью. Её творение, как мой сон, смазанное и тусклое, словно все краски жизни кто-то враз изъял из палитры. Заметив, что я свесила ноги с кровати, Маруся тут же откладывает в сторону альбом и кисти и бежит ко мне, чтобы я помогла ей одеться. Чуть позже мы вместе спускаемся к завтраку, правда , на кухне нас никто не ждёт…
— Сегодня овсянку мы будем варить сами, — вспоминаю о несчастной Галине Семёновне и подмигиваю неугомонной егозе, которая уже успела раздобыть ложку и теперь пытается залезть на стул Чертова. — Русь, лучше молоко достань из холодильника…
— Это ненадолго…
Вздрагиваю, когда за спиной раздаётся сонный, хрипловатый голос Ивана Денисовича.
— Доброе утро! — улыбаюсь старику. — Как там Галина Семёновна?
— Перелом малой берцовой кости, — тот озадаченно теребит бородку и занимает своё место за столом, тогда как перепуганная неожиданным появлением деда Руся снова начинает прижиматься ко мне.
— От двух до шести… — бубнит задумчиво Чертов.
— Что? — ставлю на плиту молоко и тянусь за овсяными хлопьями.
— Полное восстановление займёт от двух до шести месяцев…
— Ужас какой! — едва не роняю банку с овсянкой из рук. Я до последнего верила, что обошлось испугом и парой синяков. — Это же как нужно было упасть!
— Вот и я думаю …
Упёршись взглядом в одну точку, старик полностью погружается в свои мысли, а я продолжаю помешивать кашу.
— Я постараюсь быстро найти замену, — вздыхает Чертов чуть погодя. — А пока…
— Не переживайте, Иван Денисович, — ставлю перед стариком чашку с американо и тарелку с овсянкой. — Я, конечно, как Галина Семёновна готовить не умею, но голодными вас с Марусей не оставлю.
— Вот и хорошо, Марьяна. Хорошо! Только не об этом моя душа болит…
— Тогда о чём? — сажусь напротив Чертова и откровенно смотрю ему в рот. Отчего-то меня не покидает догадка, что Иван Денисович, как и я, давно не верит в совпадения.
— Ты ничего странного вчера вечером не заметила, Марьяна? — пригубив американо, старик встречается со мной взглядом.
— Ну как же! — закатываю глаза к потолку, а потом, убедившись, что Маруся увлечена завтраком, чуть тише добавляю: — Вы верите, что можно разом проткнуть два колеса? Я нет! А этот внедорожник…
— Внедорожник? — на лбу Чертова вырисовываются новые морщины.