Сложные чувства. Разговорник новой реальности: от абьюза до токсичности

Разумеется, ничего принципиально нового в этой семантике нет – например, она удивительно похожа на популярный в начале XX века язык цветов: тюльпан – объяснение в любви, фиалка – скромность, мак – утешение [109]… Однако разница все же есть, и она как в социальных контекстах использования этих языков, так и в контекстах умолчания и говорения. Сто лет назад язык фиалок, вееров и голубиной почты был понятен лишь представителям аристократии и буржуазии разных мастей. Сегодня же язык цветных эмодзи становится массовым, им должен владеть каждый. Кроме того, закодированные в букетах послания сопровождались и вербальными выражениями любви; само понятие «любовь» активно присутствовало в языке эмоций. В наше время оно, безусловно, присутствует не меньше, а может быть, даже и больше – но маркирует другие чувства.

Из разговоров о личном счастье/несчастье, из сферы интимного, понятие «любовь» перекочевало в область коммерции. Понятие это часто используют крупные бренды в рекламных целях. «I ♥︎ NY». «McDonalds – вот что я люблю». «А как любите вы? Конфеты Raffaello донесут ваши чувства». «Соки и нектары Rich. Признайтесь себе в любви». Признайтесь себе, своему любимому сыру или автомобилю – но только не возлюбленному или возлюбленной. Не говорите о нем или о ней как о «любимом человеке». Для этого есть вполне подходящие слова «парень/девушка», «партнер», «супруга». В разговорах о них мы стараемся избегать «ванильной» риторики. Простой, выхолощенный, анонимизирующий язык, в котором больше нет места для significant other («значимый другой») и happily ever after («и они жили долго и счастливо»). Сказке пришел конец.

В «разговорах о любви» на месте любви образовалась пустота. Это открытие стало едва ли не главным результатом исследования, проведенного мной весной 2020 года совместно с Юлией Лернер и Полиной Аронсон. В наших интервью мы старались фиксировать присутствие или отсутствие (а иногда и исчезновение) целых слов и понятий. Одним из таких понятий стала «любовь». Причем лакуна появляется не только на месте самого слова, но и на месте всего комплекса переживаний, с ним связанного. В ответ на просьбу рассказать «о своей личной жизни» один из наших собеседников, например, рассказывает:

Мы оба были заинтересованы в том, чтобы не быть привязанными друг к другу, и в этом смысле мы преодолевали вот это вот искушение привязаться друг к другу и выходили на какой-то более высокий уровень вот… над этим вот, то есть над привязанностью.

Костя, 21 год

Что такое это «искушение», которое преодолевает наш собеседник? Уж не та ли самая любовь, необратимая сила, у которой больше нет названия? Вполне возможно. Но как бы то ни было, для борьбы с подобными «искушениями» сегодня существуют тысячи инструкций, в том числе даже в стихотворной форме, подобно следующему посту из шестимиллионного паблика «Психология» в сети вконтакте [110]:

Никому никогда не ищи оправданий,
Если люди уходят – удачи в пути!
И не нужно искать с ними новых свиданий,
И не нужно писать на прощанье стихи.

Не цепляйся за каждую нежную фразу,

Не ищи смысла там, где его не найти,
И из сердца привязанность, словно заразу,
Всеми силами слабой души выводи.

Избегая возможности долгих прощаний,

Все хорошее вспомни и за все их прости.
Никому никогда не ищи оправданий,
Если люди уходят – удачи в пути!

Эти четкие, недвусмысленные рекомендации – полная противоположность тому жанру, в котором «о любви» говорили советские поколения, родившиеся и выросшие в эмоциональном режиме, который антрополог Юлия Лернер называет «эмоциональным социализмом». В основе его лежит «экономическая и ценностная система социализма – ее принципы коллективной собственности и служения обществу». Кроме того, эмоциональный социализм включает в себя и «жизненные сценарии русской, точнее, русскоязычной культуры, в сердце которой лежат нормы литературы XIX века». В режиме «эмоционального социализма» любовь – это откровение, которому следует отдаваться без остатка.