Случай из практики

Две недели спустя Бретуэйт добрался до Лондона на попутных машинах, встретился с Уилсоном в пабе «Три гончих» на Грик-стрит в Сохо. На встрече также присутствовали Билл Хопкинс, приятель Уилсона, и Эдвард Сирс, редактор в издательстве «Метьюэн». Уилсон, уже успевший привыкнуть к восхищению восторженных поклонников, ожидал от обычного аспиранта из Оксфорда должной благоговейной почтительности. Поначалу все шло хорошо, они с Бретуэйтом обменялись рукопожатиями, угостили друг друга по очереди кружкой пива, а затем Бретуэйт начал критиковать книгу Уилсона, обвинив его в том, что он так и остался рабом туманных представлений о духовности и устаревших концепций морали. Он заявил, что сам Уилсон, будучи далеко не «посторонним», на самом деле поддерживает устоявшийся образ мышления. Желание Бретуэйта утвердиться в роли доминирующего самца в этой группе явно ударило ему в голову и затмило все восхищение книгой Уилсона и самим Уилсоном. По свидетельству очевидцев, Уилсон пристально посмотрел на него через стол, как бы оценивая противника, и спросил: «А вы привезли мне экземпляр своей книги?» Бретуэйт заявил, что, когда он напишет книгу, она будет в миллион раз лучше, чем «Посторонний». Хопкинс вмешался в их перепалку, предложив взять еще по пиву. Они еще долго сидели в баре, и разговор был вполне дружелюбным, когда касался нейтральных тем, но в каждой фразе все равно ощущалось интеллектуальное противоборство. В какой-то момент Уилсон все же не выдержал и обозвал Бретуэйта законченным нигилистом, настроенным только на разрушение. Бретуэйт ответил, что он и есть нигилист, но лучше уж быть нигилистом, чем озлобленной старой девой вроде Уилсона. Уилсон нецензурно послал Бретуэйта обратно в Оксфорд. Бретуэйт схватил Уилсона за грудки, опрокинув в процессе несколько кружек пива, но до драки все-таки не дошло: их растащили, и Бретуэйта вышвырнули из паба. Всем было слышно, как он кричал с улицы оскорбления в адрес «мелкотравчатых лондонских гомиков». Годы спустя Уилсон отомстил ему в журнальной рецензии на книгу «Антитерапия», назвав ее (помимо прочего), дегенеративными излияниями захудалого ума.

Во время той же поездки в Лондон Бретуэйт посмотрел постановку пьесы Осборна в театре «Ройал-Корт» на Слоун-сквер и узнал себя в главном герое, задиристом Джимми Портере, хотя сам совершенно не интересовался политикой. Именно с этого спектакля началось его увлечение сценой и населявшими ее людьми – актерами. Когда он рос в Дарлингтоне, в его семье не было театралов, а театральную студию в Оксфорде посещали исключительно чванливые дилетанты из верхней прослойки среднего класса, которых он презирал. Он считал театр пустым развлечением изнеженных, далеких от жизни эстетов. Однако в «Оглянись во гневе» театр внезапно открылся ему с неожиданной стороны: ярким, беспощадно правдивым и тесно связанным с миром, который он знал. После спектакля Бретуэйт завернул в ближайший бар, «Лисица и гончие», куда зашел выпить и Кеннет Хейг, актер, игравший Джимми Портера. «Я был зачарован, – позже писал Бретуэйт. – Буквально полчаса назад я наблюдал, как он выступал с яростными обличениями на сцене в образе Джимми Портера, а теперь он превратился в приветливого, добродушного парня, говорившего с акцентом, который я знал (Хейг был родом из Мексборо в Южном Йоркшире). Мне сделалось любопытно, в каком из этих спектаклей он был настоящим».