Бретуэйт вернулся в Оксфорд окрыленным. Ссора с Колином Уилсоном, чуть не переросшая в драку, никак на нем не отразилась. Он не боялся идти на конфликт и никогда не стремился понравиться людям. Но после поездки в Лондон у него появилось стойкое ощущение, что в Британии что-то меняется, что культура преодолевает свою зависимость от традиционных идей и ценностей; что классовая система становится более подвижной; короче говоря, что пришло время простого мальчишки, когда-то сбежавшего из Дарлингтона. Мальчишки, чьи мысли и устремления выходят за рамки его изначального положения в обществе. Однако ощущение перемен, такое явственное в Лондоне, еще не дошло до Оксфорда, и душная академическая атмосфера и неизменная демографическая структура студенческого коллектива начали раздражать Бретуэйта. Клуб Вaгстаффа остался в прошлом. Бретуэйт уже не нуждался в верных приспешниках, смотрящих ему в рот. Его помыслы устремились к иным горизонтам. Теперь он бывал в Лондоне постоянно, по два-три раза в месяц. Добирался туда на попутках и спал на полу в крошечной съемной квартирке Стюарта Макадама в Кенсингтоне. В то время Макадам работал в книжном магазине на Чаринг-Кросс-роуд и писал свой первый роман. Он рассказывал, что Бретуэйт заявлялся без предупреждения, часто сильно нетрезвым, и постоянно ворчал, что Макадам не припас для него пива. Он съедал всю еду в доме, устраивал беспорядок и не желал убирать за собой. Если Макадаму нужно было идти на работу, он отдавал ключ Бретуэйту. Неоднократно случалось так, что, вернувшись с работы, он не мог попасть в собственную квартиру, потому что Бретуэйт приводил девушку и запирал дверь. Когда Макадам возмущался, Бретуэйт отвечал, что давно пора сделать еще один ключ. В конце концов Макадам не выдержал и переехал на другую квартиру. Он годами жил в страхе случайно наткнуться на улице на своего бывшего друга, но больше они с Бретуэйтом не виделись. «Видимо, он нашел других дураков, готовых терпеть его выходки», – сказал Макадам.
Единственным человеком, способным терпеть Бретуэйта в это время, была Зельда Огилви, дочь представителей среднего класса, школьных учителей Роберта Огилви и Дианы Огилви (в девичестве Кармайкл). Роберт был еще и поэтом и в 1920-х годах выпустил несколько тоненьких сборников стихотворений, причем одно из них, «Презренные земли», получило хвалебные отзывы самого Хью Макдиармида и стало чем-то вроде негласного гимна только что зародившегося шотландского националистического движения. Диана была неплохой акварелисткой и состояла в Эдинбургском клубе художников, где у нее часто бывали выставки. Стены их дома в Морнингсайде были увешаны многочисленными образцами ее работ. Раз в месяц супруги устраивали званый вечер, куда приглашали художников, писателей и студентов. Понятно, что в такой обстановке Зельда получила весьма нешаблонное воспитание, причем с самого раннего детства родители поощряли все ее самостоятельные творческие начинания. Она была единственным ребенком в семье и придумала себе воображаемого брата по имени Зенон, с которым вела долгие серьезные разговоры. За столом она съедала лишь половину своей порции, чтобы оставить поесть и Зенону. Эту проблему ее мама решила просто: стала ставить отдельную тарелку с едой для Зенона и привлекать его к застольным беседам. Зельда заревновала и через пару недель объявила, что Зенону уже не нужна никакая еда, потому что он умер от воспаления легких. Ей было семь лет.
В 1954 году Зельда поступила в Оксфорд на факультет истории искусства. Одевалась она эксцентрично: широкие брюки, мужские твидовые пиджаки необъятных размеров – и иногда даже ходила с моноклем. Она не пользовалась косметикой и носила короткую мужскую стрижку. Все считали ее лесбиянкой, но в интервью 1988 года она сказала: «Я даже ни разу не целовалась с девушкой. Мне всегда нравились мужчины». В 1956 году, когда Бретуэйт поступил в аспирантуру, она перешла на последний курс. Она знала о репутации Бретуэйта и пару раз приходила на встречи Клуба Вaгстаффа. «Мне он казался совершенно невыносимым, – говорила она. – Я искренне не понимала, чем он так привлекает людей». Когда произошло неизбежное и Бретуэйт подкатился к Зельде в своей фирменной грубой манере, она так же грубо ему разъяснила, куда ему надо пойти.