Миссис Ллевелин совершенно не соответствует образу, возникающему в голове при слове «домоправительница». Она отнюдь не дородная матрона. Да, у нее слишком румяные щеки (явный признак низкого происхождения), но при этом довольно приятные черты лица и изящная стройная фигура. Я сразу же заподозрила, что отец нанял ее не только, чтобы вести хозяйство, но и удовлетворять те потребности, которые невозможно удовлетворить с собственной дочерью. Я взяла в привычку ходить по дому в носках, чтобы неслышно подкрасться, когда они будут вдвоем. Однажды я их застала в папином кабинете. Миссис Ллевелин стояла за креслом отца, склонившись над его плечом. Его объяснение, что они проверяют домашние финансы, не развеяло моих подозрений. По ночам я оставляла дверь своей спальни чуть приоткрытой. У меня чуткий сон, так что любые ночные проделки разбудили бы меня сразу. Я подолгу лежала без сна и прислушивалась, не скрипнет ли дверь папиной спальни. Иногда я вставала и бродила по дому в ночной рубашке. Частенько захлопывала мышеловки, которые миссис Ллевелин расставляла в кладовой, или убирала печальные серые трупики, чтобы лишить ее удовольствия от победы. Ее отвращение к мышам было совершенно несоизмеримо с тем вредом, который они могли причинить.
В ней ощущалась какая-то пугающая жестокость, и мое стремление вбить клин между нею и моим отцом объяснялось исключительно заботой о его благополучии. Однажды утром, перед тем как уйти на работу, я положила на пол в прихожей банкноту достоинством в один фунт, спрятав ее за ножкой телефонного столика. Когда я вернулась домой, банкноты на месте не было. За ужином я как бы вскользь сообщила отцу, что, кажется, потеряла фунт. Искала повсюду, но не нашла.
– А мы-то думали, кто тут разбрасывается деньгами, – ответил папа. – Утром Маргарет нашла в прихожей.
Он достал из кармана мой фунт и протянул его мне. Когда миссис Ллевелин принесла десерт, он сообщил ей, что тайна раскрыта. Она ответила, что рада это слышать, но выражение ее лица явно давало понять, что она раскусила мой хитрый план. Я понимаю, что все это характеризует меня не с лучшей стороны. Надо признаться, я ревновала.
Когда я пришла к доктору Бретуэйту в третий раз, Дейзи сказала, что я могу сразу пройти в кабинет. Меня встревожило неожиданное отклонение от заведенного порядка. Я привыкла, что перед сеансом у меня есть время на подготовку, чтобы сбросить последние остатки собственной личности и стать Ребеккой. Я помедлила у стола Дейзи, спросила:
– А что, мисс Кеплер сегодня не приходила?
Она уставилась на меня своими нежными голубыми глазами. Как хорошо быть Дейзи! Сразу видно, что ни одна мрачная мысль никогда не посещала ее хорошенькую головку. Наверное, когда ты работаешь в таком месте и каждый день наблюдаешь за богатыми лондонскими сумасшедшими, это очень способствует укреплению душевного здоровья. Она не ответила на мой вопрос, а лишь повторила, что доктор Бретуэйт готов принять меня прямо сейчас.
– Она заболела? – продолжала расспрашивать я.
Лицо Дейзи сделалось на удивление строгим.
– Вы сами знаете, мисс Смитт, что я не могу обсуждать с вами других посетителей. – Она наклонилась вперед, перегнувшись через стол, и добавила театральным шепотом: – Вам даже не следует знать ее имя.
Ее заговорщический тон как бы намекал на некое соучастие между нами.
– Я понимаю, – ответила я, но все равно продолжала стоять у стола. У меня было предчувствие, что произошло что-то страшное; что мисс Кеплер одолело желание причинить себе вред. – Я знаю, это прозвучит глупо, – сказала я, – но мне не хотелось бы, чтобы с ней что-то случилось.
Дейзи еще больше понизила голос:
– У вас нет причин беспокоиться.
Однако она не сказала, что ничего не случилось.
В этот момент появился доктор Бретуэйт, но не выглянул в приемную из своего кабинета, а вошел с лестничной клетки. Ощущение было такое, будто я встретила его двойника. Он выглядел еще более взъерошенным, чем обычно. Он был босиком, рубашка была не заправлена в брюки. Дейзи отодвинулась от меня и принялась что-то печатать. Ее щеки залились румянцем. Бретуэйт перевел взгляд с нее на меня.
– Если вы предпочитаете тратить свои пять гиней на консультацию с Дейзи, мисс Смитт, я вовсе не против. Я пойду в паб и оставлю вас наедине. Или же… – Он прошел через приемную и распахнул дверь в свою берлогу. Он стоял так, что мне пришлось пройти почти вплотную к нему, и он заметил, что у меня новые духи. Это правда. В обеденный перерыв я надушилась из пробника в бутике парфюмерии на Тоттенхэм-Корт-роуд. Слова Бретуэйта лишь укрепили мое ощущение, что в нем есть что-то почти сверхъестественное. Он не просто заметил, что я надушилась, но и отличил нынешний аромат от того, который я носила раньше. От этой мысли у меня по спине побежали мурашки. Он вошел в кабинет следом за мной, причем держался так близко, что я затылком ощущала его дыхание. Он закрыл дверь, и в этом жесте была какая-то нарочитая необратимость. У меня появилось неприятное ощущение, что он знает обо мне всю подноготную; он знает, что я не та, за кого себя выдаю.