За ужином я сообщила папе, что устроилась на работу. Он обрадовался так сильно, что я даже обиделась. Как будто это такое великое достижение, на которое, с его точки зрения, я была в принципе не способна.
– Прекрасно, просто прекрасно, – повторял он, иногда забывая донести ложку с супом до рта. – Я тобой очень горжусь.
Он говорил со мной так, словно я была умственно отсталой.
– Это простейшая секретарская работа, – сказала я. – С ней справится и шимпанзе.
– И все равно, – сказал он. – Мало ли какие откроются перспективы.
Меня задело его замечание, но я лишь собрала со стола суповые тарелки и пошла в кухню разогревать консервированное рагу на второе.
Работа в театральном агентстве оказалась совсем не такой интересной, как мне представлялось. Я целыми днями печатала письма и договоры, разбирала входящую почту и сочувственно выслушивала жалобы удрученных клиентов мистера Браунли. Эта разношерстная компания состояла по большей части из артистов оригинального жанра, третьесортных иллюзионистов и шансонье, чей звездный час на эстраде давно миновал. Каждую среду, ровно в три пополудни, приходил Великий Дандо. Склонялся над моим столом, дыша перегаром от виски, доставал у меня из-за уха монету в два шиллинга, которая исчезала в его ладони, а потом появлялась в другой руке. Один раз из десяти у него получалось. В остальных девяти случаях монета выскальзывала у него из рукава, и он поднимал ее с пола дрожащей рукой. Независимо от результата я изображала восторженное изумление, чтобы не подрывать его уверенность в себе. Великий Дандо не желал выступать на детских утренниках, а поскольку у мистера Браунли не было для него других ангажементов, он давал представления в пабах в обмен на выпивку, которую ему покупали из жалости или, что вероятнее, в надежде, что чем быстрее он напьется, тем быстрее уйдет. Мне он был симпатичен, и я с нетерпением ждала его еженедельных визитов. Однажды, пока он дожидался приглашения в кабинет мистера Браунли, я спросила, какое у него настоящее имя. «Мое настоящее имя, – проговорил он с таинственным видом, – Великий Дандо». Он вытащил из рукава букет пластиковых цветов и с низким поклоном вручил его мне. Разговор, как всегда, оказался бесплодным, и перед тем как уйти, старый фокусник попросил меня вернуть букет и неуклюже запихал его обратно в рукав.
– За такое меня исключат из Магической гильдии, – сказал он, постучав себя пальцем по носу. Я его успокоила, что его тайна в надежных руках и никто ничего не узнает. Он потрепал меня по щеке и сказал, что я хорошая девочка.
Мистер Браунли не только устраивал ангажементы для Великого Дандо и ему подобных. Еще он поставлял девушек в различные клубы в Сохо. Раза три или четыре в неделю у нас в приемной обязательно появлялась молодая девчонка – неизменно из какого-нибудь провинциального северного городка, – с грохотом ставила на пол свой большой чемодан и объявляла себя актрисой, ищущей работу. Иногда они предъявляли рекомендательные письма от такой-то или такой-то репертуарной труппы или рецензии на спектакли, аккуратно вырезанные из мелких местных газет. Хотя сам мистер Браунли был родом из Манчестера, к этим девушкам он относился со снисходительным отвращением. «Толстые ноги и дремучий акцент, – говорил он. – Я не могу выпустить таких замухрышек на лондонскую сцену». Однако мистер Браунли был мастером убеждения. «Если бы вы появились вчера, – разливался он перед очередной замухрышкой, – в «Олд Вике» как раз была роль, которая подошла бы для вас идеально. Я уверен, что скоро появится что-то еще, а пока суд да дело…» После чего удрученная бедняжка отправлялась по определенному адресу на Уолкерс-Корт, где ей предстояло терпеть унижения, пока она не осознает свою ошибку и не вернется обратно к себе в захолустье, где выйдет замуж за Билли, Дика или Артура и поселится с мужем в свободной комнате в доме его родителей. Этот печальный круговорот, собственно, и держал на плаву бизнес мистера Браунли. Текучка «кадров» была постоянной, поток юных провинциалок не иссякал. В верхнем ящике рабочего стола я держала большую коробку с бумажными носовыми платками.
И все-таки впервые в жизни у меня было чувство, что я нашла свое место в мире. Я перестала быть невидимкой. Я зарабатывала деньги своим трудом. Это не значит, что я стала нормально функционирующим членом общества, но поскольку все до единого клиенты мистера Браунли были, скажем так, несколько своеобразными, я отлично вписалась в эту компанию.