К нам подошел седовласый мужчина в кардигане и очках в тонкой проволочной оправе. Он был больше похож на церковного органиста, чем на владельца кафе.
– Что вам, детишки? – спросил он.
Меня неприятно задело, что меня поставили в один ряд с «детишками», но я ничего не сказала. Все заказали кока-колу, которую подали в уже открытых бутылках с соломинками для питья. Мальчишки сразу же вытащили соломинки и стали пить прямо из горлышка с этакой претенциозной брутальностью. Я потихоньку пила свою колу и осматривала зал. В углу стоял музыкальный автомат, рядом с которым собралась компания из трех парней с экстравагантно зачесанными назад волосами. Две девушки в бриджах чуть ниже колен танцевали вдвоем, медленно покачивая бедрами и глядя пустыми глазами в пространство за плечами друг у друга. Близкое соседство за одним столом как будто ослабило замкнутое напряжение мальчишек из компании Мартина. Тот, что сидел рядом со мной, спросил, нравятся ли мне братья Эверли.
– Братья Эверли? – озадаченно переспросила я. – Я с ними незнакома.
Он ухмыльнулся и указал пальцем на музыкальный автомат. Я так поняла, что игравшую песню исполняли те самые братья Эверли. Песня показалась мне какой-то детской. Так я ему и сказала.
Мартин чуть подался вперед и указал на меня большим пальцем.
– Она любит джаз.
– Да, – кивнула я. – Я люблю джаз.
Мальчик, сидевший напротив меня, заявил:
– Джаз для педиков.
– Я
– Понял, отвял, – примирительно отозвался его приятель. Он отхлебнул колы из горлышка, грохнул бутылкой о стол и окинул меня наглым оценивающим взглядом, словно я была призом в школьной викторине.
Мне было приятно, что Мартин встал на мою сторону. Теперь, когда я увидела его в компании сверстников, он казался гораздо взрослее. Я достала из сумочки банкноту в десять шиллингов и попросила Мартина купить мне пачку сигарет.
Он тут же вскочил, радуясь возможности оказать мне услугу.
– Какие ты куришь?
Я придирчиво оглядела ассортимент сигарет, выставленных за прилавком. «Нэви Кат» казались не очень женственными, «Ротманс» – слишком рабоче-крестьянскими. Я решила, что мне подойдут «Крейвен А». Я видела их рекламу, и мне нравилось изображение маленького черного котенка на пачке. Мартин принес сигареты, и я пустила пачку по кругу, изображая щедрую лондонскую кузину. Мы все закурили, нас окутало густое облако дыма. Мальчик, который спрашивал о братьях Эверли, сказал, что ему тоже нравится джаз. Я сказала, что им с Мартином надо как-нибудь приехать в Лондон, я свожу их обоих в джаз-клуб.
– Правда? – спросил он.
Я сказала, что придется чуть-чуть подождать, пока они не станут достаточно взрослыми. Он уверил меня, что они вполне взрослые. Они с Мартином принялись обсуждать, когда они смогут принять мое приглашение, и я сто раз пожалела о своем глупом желании порисоваться.
Заиграла новая песня.
– Вот эта мне нравится, – сказал Мартин.
Он резко поднялся из-за стола и пригласил меня на танец. Остальные мальчишки изобразили ироничные охи и ахи. Мартин насупился, и я согласилась с ним потанцевать, потому что мне стало его жалко. И еще потому, что мне хотелось скорее свернуть обсуждение предполагаемой экскурсии в Лондон. Мы встали лицом друг к другу на отведенном для танцев крошечном пятачке у музыкального автомата. Другая пара танцующих уже слилась в тесных объятиях. Мартин согнул руки в локтях и принялся медленно двигать ими вперед и назад. Он легонько покачивал бедрами, переступая с ноги на ногу более-менее в такт мелодии. Я стала копировать его движения, и в том же духе все продолжалось какое-то время. Мелодия была довольно однообразной, но ненавязчивой. На третьем куплете Мартин шагнул вперед, так что теперь мы стояли почти вплотную. Он шевелил губами, беззвучно проговаривая текст песни, состоявший, как мне показалось, из бесконечного повторения фразы: «Да, я великий притворщик», – в сопровождении гармонично растянутых «о-о-о» и «у-у-у».
Мартин положил руки мне на бедра, едва касаясь их кончиками пальцев, и продолжил топтаться на месте. Можно было бы отодвинуться, но мне не хотелось его смущать, и я взяла его под локти. Приняв это за поощрение, он приобнял меня за талию. Теперь его пальцы касались моей спины прямо над поясом юбки. Теперь мы почти прижимались друг к другу. Это было не очень прилично, но после моей похвальбы о джаз-клубах и чернокожих любовниках было бы странно изображать из себя девственницу-недотрогу. Когда песня достигла своей бессодержательной кульминации, Мартин резко притянул меня к себе под одобрительное мычание его приятелей за столом. Наши бедра двигались в унисон, его подбородок лежал на моем левом плече. Потом я почувствовала, как к моей юбке прижимается напряженный бугор у него в паху. Я его оттолкнула, хотя и беззлобно. Песня закончилась. Мартин посмотрел на меня. Хотя наш с ним танец едва ли был зажигательно-энергичным, он дышал тяжело, словно после пробежки. Я вернулась на свое место. Мартин пошел в туалет. Когда он вернулся, я сказала, что нам, наверное, пора домой. Он кивнул.